Thalamic advertising pause

Относительно природы Батлерианского Джихада во вселенной Дюны сломано много копий (как каноничных, так и, гм, контрафактных; к последним — не по букве закона об авторском праве, но по духу и эстетическому впечатлению — отношу я фанфики Брайана Херберта и Кевина Андерсона). Если исходить из работ самого Фрэнка Херберта, Батлерианский Джихад представляется скорее мистико-религиозной битвой коллективного бессознательного людской расы с тем, что Хайдеггер в Die Frage nach der Technik определял как технорамочное мышление, Gestell: по мере переноса эволюции на технологический план человеку все чаще случается относиться к себе подобным и другим формам жизни, словно к машинам.

Такому прочтению Джихада лучше соответствует поединок машинного и (слишком) человеческого сверхразумов у Дэна Симмонса в мирах Гипериона и Эндимиона, чем картина, отрисованная детскими фломастерами правообладателей Дюны по контурным картам войны Джона Коннора и Скайнета. Но, впрочем, трудно поспорить, что Симмонс, при всех неискоренимых недостатках его прозы в целом и Гипериона в частности, остается автором из той же лиги, что Фрэнк, а вот о Брайане и Кевине этого даже в полубреду после агонии Пряности сказать не получится.

Помогают ли определиться с ответом русские переводы дюнного цикла? Учитывая, что ни в одном из них нет даже сноски о Сэмюэле Батлере, а термин butlerian Вязников этимологизировал не от фамилии Батлера, но от butler в значении “слуга, дворецкий” (так появился “Джихад Слуг”), будем снисходительны. Ограничимся утверждением, что неплохо бы русским переводчикам и издателям не мешать с попытками выбраться из зыбучих песков. Но, как и можно было ожидать, благотворительным недеянием они не ограничиваются.

В издаваемом чаще всего переводе Вязникова читаем:

Божество машинной логики было ниспровержено, и массами завладела новая догма: «Человек да не будет ничем подменен».

Эти два поколения борьбы и насилия стали для человечества временем прозрения.

Во втором по популярности переводе (Соколова), переиздававшемся несколько раз за последние годы, находим:

Божок машинной логики был низвержен, повсюду и в массах проникнулись новой идеей: «Да не будет ничем заменен человек».

И два поколения, отданные во власть насилия, дали человечеству возможность оглядеться.

А версия Нового, ныне превратившаяся в библиографическую редкость, трактует этот фрагмент следующим образом:

Божественный статус думающих машин был втоптан в грязь, и прозвучал новый лозунг: «Человека нельзя заменить никем и ничем!»

Насилие на протяжении двух поколений отрезвило человечество.

Заглянем для ясности в оригинал, держа в уме, что Дюна, несмотря на ее неувядающую славу, есть неоспоримый продукт своей эпохи (середины 1960-х), и корни ее уходят очень глубоко под изменчивые пески Золотого Пути, то бишь, простите, Золотого Века пальпа и Первого фэндома. Лиза Биргер по этому поводу восторженно и малость косноязычно замечает:

Уникальность романа Герберта в том, что он не просто отражает идеи своего времени, но и намного лет опережает их. Он предвидел экологическую катастрофу и что экология станет одной из главных тем будущего, когда его собственная планета и в десятую часть не была завалена пластиком, как сегодня…

Херберт, ставший кем-то вроде верховного шамана и мессии для многих фантастов и фэнов бит-поколения, сам хранил верность той эре, причем из неохотной она несколько раз трансформировалась в искреннюю и обратно. К примеру, он утверждал, что попытки отгадать расклад игральных карт при взгляде на рубашки у него дают результат, несовместимый с чисто статистической вероятностью. А решение вступить в брак с Терезой Шэклфорд (прототипом иксианки Хви Нори) после смерти Беверли (прообраза леди Джессики Атрид) у Фрэнка оформилось под влиянием ментального послания от почившей супруги, выдержанного в лучших традициях ньюэйджевых откровений и меланжевых трансов. (Брак не продлился и двух лет, поскольку Херберт вскоре умер от рака поджелудочной железы, но нарастающая страсть к Терезе дает о себе знать уже с проникнутого горькой сексуальной фрустрацией Бога-Императора Дюны.)

Итак?..

The god of machine-logic was overthrown among the masses, and a new concept was raised: "Man may not be replaced." Those two generations of violence were a thalamic pause for all humankind.

О, так ведь гораздо понятнее: то, что русских переводчиков “отрезвило”, стало “временем прозрения” и дало “возможность оглядеться”, отсылает в действительности к кортикально-таламической паузе, любимому инструменту саморегуляции психики у Гилберта Госсейна.

Хотя Дети Дюны (1976) часто объявляются первым НФ-бестселлером среди изданий “для взрослых”, в твердой обложке, это не так. Данная ачивка была разблокирована ван Вогтом в Мире Нуль-А на тридцать лет раньше.

Но в ту пору, очевидно, читающее человечество еще не было готово к приходу Квисатц Хадераха из Института общей семантики на Валлахе IX, и в наши дни про Госсейна вспоминают не чаще, чем про Хазимира Фенринга. (Правда, великолепный фанфик Джона Райта по вселенной Нуль-А отстоит от продукции правообладателей Дюны примерно так же далеко по литературному уровню, как оригинальная гексалогия, а то и дальше.)

Пришлось подождать еще одно поколение.

Случится ли так же с полнометражными экранизациями Дюны?

Коварный вопрос,

ведь уже из трейлеров понятно, что джихад Павла Атрида деликатно (с вероятным прицелом на прокат в странах Ближнего Востока) переименован в крестовый поход, а имперскому планетологу (и по совместительству вождю фрименов) провели операцию по смене пола и цвета кожи.

Но этих сов, пусть они и не то, чем кажутся, все же можно натянуть на глобус Арракиса; в конце концов, правообладательский канон включает работу с названием, где употреблен этот термин (русский переводчик и тут подкузьмил, превратив крестовый поход против машин в крестовый поход самих машин). Да и в прологе к телеверсии Дюны Линча вместо прекрасного лика Вирджинии Мэдсен мелькают кресты батлерианского восстания.

А что, если бы кассовые сборы в кинотеатрах Катара и Афганистана приобрели решающее значение для кассового успеха измученной плагиатами и переносами Дюны?

Ведь для Дени Вильнёва, не иначе, даже прокат в кабульских кинозалах, на земле досадийских экспериментов под знаменем талибанского джихада, всяко предпочтительней стриминга по контролируемым машинами сетям.

Живой кинопрокат да не будет ничем подменен, говорит он… кроме, возможно, кортикально-таламической рекламной паузы.

LoadedDice