Letter from agent Carter

Хотя наша Вселенная так молода, что в ней не сыскать ни одного черного или даже голубого карлика, на дворе уже вторая подряд весна, когда мир кажется слишком старым для первоапрельских шуток, бледнеющих перед торжествующей шизофазией реальности. Чего не смеетесь? Не смешно? Или намордник класса FFP2 мешает?

А вот другая новость, которую легко принять за неудачный первоапрельский розыгрыш: экранизацию Американских богов Нила Геймана Starz решили оборвать после третьего сезона, не приведя сюжетную арку ни к какому вразумительному фундаменту Закулисья. Повинюсь: Геймана я, за редкими исключениями, не люблю, да и экранизацию (хотя бы из-за Техномальчика, Аргуса и Медиа) предпочел бы романному первоисточнику, что для меня необычно.

Однако, видать, продюсеры с ощутимым запозданием (только в среду?) выяснили, что Один уже породнился с Медиа, родил Тора, и телеконфликт между Старыми и Новыми Богами выглядит еще менее осмысленным, нежели романная “игра в поддавки”. (Или в кошки-мышки?)

Ну что ж, у каждой эпохи должны быть свои Светлячок и Кукольный дом, и едва начавшиеся 2020-е получили первого претендента на эту роль, хотя уж тут Уэдона “культуртрегерам отмены” виноватить решительно не за что.

Неудача Американских богов интересна и в другом аспекте — если уж рейтинги сериала неуклонно снижались, значит, фэнтезийная экранизация оказалась лишена чего-то, лучше выраженного средствами фэнтезийной литературы; продажи новых изданий романа-то ничуть не пострадали, хотя во многих отношениях он, на мой вкус, уступает сериалу.

Статья Анджелы Картер о творчестве Майкла Муркока и способах обретения популярности в эпоху, когда литература активно оттесняется визуальными жанрами, вышла предисловием к сборнику интервью с ним тридцать лет назад, но достаточно созвучна эре вытеснения телевидения стримингом, чтобы привести здесь этот набросок “контракта на салфетке” с ярмарки энтропии.

Ведь если планета утратила вкус к первоапрельским шуткам только год назад, с началом пандемии карантинов, то британские пранки зашли слишком далеко еще в 2016-м, после референдума о Сублимации Соединенного Королевства от ЕС. А может, гораздо раньше, когда Thatcher the Hatchet заложила мегабитовую бомбу постиндустриального перехода в мегалитическом круге британского консерватизма?

Рекомендации Муркока и Картер куда полезней азимовских, но тоже обманчивы в своей простоте. Ну да, впрочем, соискателям быстрого литературного заработка в русскоязычной фантастике и фэнтези и находить, и терять уже нечего: их стилистическое и сюжетное упрощение достигло предельной точки.

Александра Милна в Рунете знают почти исключительно как автора сказок о Винни-Пухе и Кристофере Робине. Русский же танцор на краю Времени Учеников, вдохновленный Муркоком, рискует разделить участь эпического Винни-Пуха.

Но не обессудьте, я не хочу здесь сказать, что пример Новой Волны должен быть (и выступает лично для меня) менее притягательным, нежели карьеры беженцев из фантастики вроде Дилэни или Алексея Иванова. Напротив.

Если Новая Волна и бывала стоячей, то это ее защищало от курса на столкновение с бездушным мейнстримом, чьих завсегдатаев и в рабстве родного гравитационного колодца отлично кормят. Им мало смысла возвращаться по муравьиным тропкам диаспоры в невозможный город на осенние звезды.

А придать самоедскому конфликту мейнстрима и фантастики решительный толчок по направлению к сливу тем сложней, чем меньше знаков различия на форме Клювера, в которой воевали с эпическими виннипухами деды-муркоковеды.

Майкл Муркок: смерть — не преграда. Выдержки из предисловия Анджелы Картер

… Муркок бесхитростно делится секретами своего бизнеса: рассказывает, как он это делает и как это делается в принципе. Например, вот как соорудить роман в жанре “меча и магии”: разделить 60 тыс. слов на четыре части (“по 15 тыс. слов каждая”), потом каждую — на шесть глав. Пускай каждые четыре страницы происходит что-нибудь отпадное, чтобы у читателя отвисала челюсть. А как насчёт сюжета? О, достаточно обязательного числа вариаций, например, темы “шесть дней на спасение мира, и ни днём больше”. Вполне сойдёт.

Теперь следует начертить карту свежеизобретённого мира, чтобы чётко представлять себе, где находишься в каждый момент. Составить детальный план действий, чтобы понимать, что происходит. Сесть за работу.

Начать.

Легко ли это? Нет. Действительно, почему все этим не займутся?

Если вы умеете печатать быстро, то, возможно, потягаетесь с показателями молодого сильного Муркока, который, по собственному утверждению, выдавал пятнадцать тысяч слов в день — и не слишком утомлялся. К счастью, он немного сбавил обороты с тех пор, иначе весь мир бы заполнился сочинениями Муркока, которые, по впечатлению, нескончаемым потоком изливаются из его машинки.

… Как насчёт техники? Она приобретается чтением. Хотите написать роман? Неплохо бы сначала прочесть какой-нибудь. Несколько. Почитайте книги по истории, географии, антропологии. Древние эпосы, мифы, романсы. Читайте надписи на сигаретных пачках, коробках с овсяными хлопьями, читайте вчерашние газеты. Муркок предстаёт здесь чудовищно начитанным человеком, однако тонкость в том, что ненасытное любопытство, побуждающее ко всему этому, не приобретается: с ним нужно родиться.

И чем старательнее Муркок препарирует тайну собственного творчества, тем экстраординарней представляется его невероятная продуктивность. Он с лёгким сердцем швыряется такими советами начинающим писателям фэнтези, как:

“Понадобится перечень чисто фантастических образов; нарочито парадоксальных, например, Город Кричащих Статуй или что-нибудь в этом роде”.

Но именно это находят для себя слегка затруднительным те, кому не посчастливилось родиться Майклом Муркоком. В таких ситуациях начинают они грызть кончики карандашей, взирая отсутствующими взглядами в пространство. Большинству из нас изобретение чего-нибудь навроде Города Кричащих Статуй обходится в сутки работы, хотя темпы работы Муркока намекают, что на определённом этапе воображение начинает действовать автоматически — то есть достигаешь стадии, когда твоя фантазия, в некотором смысле, пишет за тебя. Муркок же воспринимает свой талант к созданию красочных парадоксов как данность.

… Эти интервью с мастером-рассказчиком нашего времени позволяют заглянуть в сокровищницу его творческих методик и поэтапно провести читателя по следам его экстраординарной карьеры; они показывают, как она строилась — методично, кропотливо, словно здание. Но в конечном счёте именно жизненный опыт Муркока и его ощущение реальности, его способность оценивать и выносить суждения (не в последнюю очередь применительно к себе самому) придают его прозе выдающееся качество. Хотя, по правде говоря, способность выдавать 15 тыс. слов в день повергает меня в безмолвный трепет восторга. (Действительно, Майк? Пятнадцать тысяч в день? А перерывы на еду у тебя долгие? А в ванную ты успеваешь отлучиться?).

Он ничего не рассекречивает, потому что для него это невозможно. Подлинных тайн бизнеса не существует. Литературное мастерство так же индивидуально, как отпечатки пальцев, пускай даже вся история литературы в определённом смысле увязана с любым рассказом.

Муркок именует себя “популярным” писателем, неизменно проводя скрупулёзное различие между “популярным” писателем и “литератором”, хотя в его работах оно зачастую размыто. Муркок любит противопоставлять себя всяким победителям Букеровской премии, выставляя позитивным свидетельством своей инаковости по сравнению, например, с Джулианом Барнсом ранние этапы карьеры, когда он подвизался бездумным сочинительством в сериях вроде Секстона Блэйка — та ещё потогонка, немногим веселей участи викторианских “писателей за еду” с Граб-стрит. Однако немногие букеровские лауреаты так же проникались литературой, как Муркок. К своим любимым писателям он относит Конрада, не забывает сослаться на влияние Балларда, а в особенности — Джорджа Мередита, самого что ни на есть “литератора”, ныне, увы, практически забытого грамотными людьми. Муркок вполне сознательно сравнивает свои ранние работы с творчеством Диккенса.

Диккенс в своё время считался “популярным” автором, кто ж спорит. Он остаётся одним из самых популярных авторов всех времён, и замечание Муркока весьма важно. Все классические сериалы BBC и телепостановки “Театра на диване” основаны на романах, бывших бестселлерами своего времени. Но время то миновало, литература оказалась оттеснена сперва кино, а затем телевидением, которые приняли на себя множество важных романных функций. Раньше отцы по вечерам читали в семейном кругу обязательного Диккенса — очередной выпуск печатаемых с продолжением в “Домашнем чтении” Крошки Доррит или Лавки древностей. Мыльные телеоперы, сериалы в тринадцати частях, “трёхэтажные” минисериалы — все они прямо перетянули на себя значительную часть функций, какую раньше выполняли печатаемые с продолжением романы. Зачастую и удовольствие от совместного восприятия аналогично, хотя касательство к жизни (и даже фэнтези, если на то пошло) эти работы обычно имеют куда меньшее. Но даже самые преданные фанаты не станут нынче собираться в семейном кругу ради печатаемых с продолжением романов Муркока. Правда, мне кажется, что сага об Элрике вполне достойна лечь в основу великолепного многосезонного телесериала.

Таким образом, в наши дни, чтобы считаться “популярным” писателем, необходимо дарить читателям то, чего они не могут получить от телевидения: восторг, драматический порыв, серьёзность.

Если Муркок подобен Диккенсу по литературной продуктивности (больше слов! больше книг!), то схожи они с Диккенсом и в наслаждении гротеском, эксцентрикой, непредсказуемостью развития событий. Его искренняя щедрость душевных порывов выплёскивается за пределы ортодоксальных пространства, времени и нарратива, но вместе с тем Муркок — это сложно, да, но упрощению не поддаётся— очень английский автор. Нет-нет, ничего общего с самодовольным пафосом очередного фигуранта букеровского расстрельного шорт-листа. Английский в том смысле, что продолжает великие традиции мюзик-холлов и страшных рассказов по пенни за выпуск, пантомим и курортных клоунад, радикального диссидентства и постоянных вопросов к обществу — к изнанке империализма, если угодно.

LoadedDice