The woman who didn’t want to be a ruling queen

Помимо рекордного срока пребывания монарха в должности, вторая елизаветинская эпоха Англии вряд ли запомнится историкам чем-то выдающимся:

“ловушке Фукидида” не потребовалось даже срабатывать (а это в нашу эру большая редкость), чтобы политический и финансовый центры мира сместились из Лондона за моря;

от Индии до Барбадоса границы империи усыхали, точно шагреневая кожа;

проблемы с ирландским и шотландским сепаратизмом нарастали и убывали, точно фазы луны, и в последние восемь лет правления Елизаветы II уверенно усиливались;

неуклонная инволюция премьер-министров привела к тому, что Первую холодную войну открывал нобелевский лауреат (причем не премии мира, но более престижной) Уинстон Черчилль, принимала капитуляцию Аргентины и Старосоветской России Маргарет “The Hatchet” Тэтчер, а Вторую холодную (уверенно перерастающую в прокси-Третью мировую горячую) старательно разжигали имитирующие эту пару Борис Джонсон и Лиз Трасс — их в мастерстве политической стратегии превзошел бы, пожалуй, даже тезка Уинстона Черчилля с Кладбища домашних животных, не говоря про старшего мышелова Даунинг-стрит.

Елизавета II достойна легкой жалости (в той мере, в какой вообще может ее заслуживать аристократка-миллиардер) уж тем, что, по впечатлению, подчеркнуто избегала пользоваться монаршими прерогативами именно в тех ситуациях, когда впервые за десятилетия и века это как раз было бы необходимо — скажем, в пору референдума о Сублимации королевства от ЕС. Фактически никакой внятной функции, кроме поддержки туристического имиджа Британии, и никакого места в истории, кроме колонки светской хроники, она себе не оставила.

Как знать, возможно, этого требовали от нее необходимые и достаточные условия состояния Хартля-Хокинга?

У Краули в Порядке вековом находим историю минувшего елизаветинского будущего пускай и обреченную, но в своем роде не менее привлекательную, чем хроники царствования короля Карла III:

— О нас и сейчас известно немногим, — сказал сэр Джеффри. — Иногда — министерству иностранных дел. Иногда — премьеру. Мы объясняем больше или меньше, смотря по тому, какое правительство Е.К.В. у власти в конкретный момент. Но части, связанной со временем, не касаемся никогда. Она известна только нам. Впрочем, за много лет кое-какие догадки обрели распространение. Нельзя сказать, чтобы мы так уж стремились к секретности— в конце концов, это был всего-навсего Родсов каприз, но, чёрт побери, это ведь очень сложно объяснить, не находите?

— И да, королева знает о нас, — сказал Пьятт.— Разумеется.

— Я летел с ней из Африки в тот день, — проговорил Давенант.— После смерти её отца. Так получилось, что я тогда присутствовал на приёме. Я тогда кое-что ей объяснил. Не хотел вмешиваться в её горе, но… момент показался мне подходящим. В воздухе, когда мы летели над Африкой. Потом объяснил больше. Отважная девочка, — добавил он.— Отважная.

Быть может, Елизавета II и впрямь проделала столь долгий путь от Первой до Второй холодной войны в сумерках Империи именно потому, что полагалась на Дружеские показания такого навигатора в красном шервудском лесу?

Об этом ее уже не спросить — впрочем, и при жизни она не дала ни единого интервью. Зато снялась в одной из эпизодических ролей бондианы:

Что ж, отчего бы Карлу III, который, очевидно, склонен компенсировать прогрессивистскими устремлениями нехватку харизмы, не пойти по следам Бонда дальше и не занять себя римейком Человека, который хотел быть королем?

Ведь трудно отрицать, что сэр Шон Коннери, отпрыск эдинбургских уборщицы и водителя грузовика, смотрелся бы на престоле Британии несколько величественней.

Особенно в эпоху, когда борьба с курением в общественных местах и кинолентах еще не переросла в битву на истребление курильщиков.