Ostrich and thunder

Джек Макдевит, Громовая птица (Thunderbird, 2015)

На блёрбе, воспроизводящемся от обложки к обложке изданий Макдевита, Стивен Кинг объявляет его “естественным наследником Айзека Азимова и Артура Кларка”. Меня это сравнение всегда заставляло недоуменно вскинуть брови: кого-кого, а великого визионера Кларка (предсказателя искусственных спутников, Технологической Сингулярности, гравипролетных маневров, межзвездных астероидов, кометных зондов, виртуальной реальности, MMORPG и опасной ябломании избавлять компьютеры и коммуникаторы от движущихся сменных частей) сюда приплетать не более логично, чем Йорна Ланде к Фриде Люнгстад или, выражаясь сдержанней, Георгиоса Битциоса к Крису де Бургу.

Впрочем, с детективной фантастикой Азимова у Макдевита действительно есть нечто общее: сухость стиля (тут ее уже на шалости перевода не спишешь), безудержный антропоморфизм иномирцев да подчеркнутая камерность декораций — особенно заметно это в свежих романах цикла о Хатчинс, где действие практически не выходит из замкнутых помещений, а когда это все же случается, то загорающие под солнцем чужого обреченного мира в семи с лишним тысячах световых лет от Земли дельфиноиды оказываются достаточно сходны с людьми телесно и культурно, чтобы одолжить Присцилле купальник:

Она наловчилась распознавать гендерные различия. Женщины дельфиноидов были грациозней, их черты и голоса — мягче. Носили они в основном то, что у людей сошло бы за рубашки, юбки и штаны, а самцы — аналоги пуловеров с узорами и символами, джинсов и шортов…

Хатч сомневалась, что даже если купальник с неё упадёт, она сможет чем-то шокировать островитян. Цвета он был коричневато-ржавого, а если подвязать как следует, то вполне сошёл бы за последний писк пляжной моды года этак 1906-го. Чтобы топик не съехал, пришлось завязать на спине. Нижняя часть свешивалась до колен вместо бёдер.

Но куда уместнее смотрелось бы в кинговской фразе имя Клиффорда Саймака: Звездный портал и его сиквел, Громовая птица, служат тому отличнейшими подтверждениями. Если пытаться охарактеризовать их хлесткой маркетинговой формулой, то я выберу “Пересадочную станцию на территории команчей“.

Ну ладно, не команчей, а сиу: действие дилогии разворачивается в индейской резервации Спирит-Лэйк, медвежьем углу Северной Дакоты 1990-х и горячей точке сланцевой революции 2010-х. А еще на десяток лет раньше в Форт-Мокси, что у самой канадской границы, на одну ночь открылся филиал Вавилонской библиотеки…. но то уже другая история, с дилогией, кажется, напрямую не связанная. Ее протагонисту скорее пригодился бы билет на концерт Рихарда Вагнера в Вальгалле, и, как ни забавно, городок с таким названием упоминается сразу же в прологе Громовой птицы:

Джери ходила в школу в Вальгалле, потому что только там имелся класс для обучения детей, отстающих в развитии. Школа ей нравилась: она завела много знакомств, над ней все хлопотали. По утрам ей не терпелось туда отправиться.

До Вальгаллы было тридцать пять миль. Семья заключила соглашение с окружным управлением образования: Талли возили детей сами, а управление компенсировало расходы. Округ слишком большой, чтобы за каждым ребёнком автобус посылать.

Плотность населения этих мест даже после сланцевого бума вполне сравнима с простреленными ветром снежными пустошами Полярного Урала, Якутии и Чукотки, и городок с населением более полутора тысяч человек достоин статуса важного культурного центра. До открытия нефтеносных сланцев для фрекинговой разработки безработица и уровень бедности в прериях Северной и Южной Дакоты редко опускались ниже двузначного числа процентов, а дневная зимняя температура и сейчас редко переваливает за двадцать по Фаренгейту. Совершенно инопланетное впечатление в антураже прерийного плоскоземелья производит телерадиовышка KVLY высотой 629 м, градообразующий объект Гэйлсбурга с населением 108 человек: это самая высокая искусственная постройка в Западном полушарии и четвертая по высоте на Земле.

Как знать, а вдруг именно ею любовался Макдевит в поездке по резервации, когда ему явилась мысль вписать в эти унылые декорации погребенный под землей узел системы мгновенного транспорта десятитысячелетней давности?

Зеленое сияние, источаемое Депо по ночам, смутно напоминает то ли о кинговских томминокерах, то ли о лавкрафтианском цвете из иных миров или эксперименте Куотермасса, с лабораторных журналов которого Кинг по пьяни свой талмуд и ксерил.

Возможно, испытывай Макдевит бóльшую признательность Кингу за блёрб, такое сравнение провел бы в тексте напрямую — устами местного радиожурналиста Брэда Холлистера, провинциального балагура сомнительных талантов, промыслом неведомых сил вознесенного к эксклюзивности контента и ставшего “Лицом нации”.

Но ничего сверхъестественного в Депо не обнаружилось, кроме технологии телепортации, а она-то работает бесперебойно, разбирая людей и предметы в пределах транспортного круга на элементарные частицы и заново собирая за много тысяч световых лет — или вовсе за пределами Галактики, на покинутой космической станции. Предельная стилистическая утилитарность, с какой это безотказное срабатывание описывается, так и провоцирует на разгромные (не в пользу Макдевита) эстетические сопоставления хотя бы с Гиперионом, не говоря про Фронтеру.

Впрочем, одной лишь гипотетической возможности появления чужаков на пересадочном узле президенту США Мэттью Тэйлору хватает, чтобы возобновить индейские войны, а затем, в рамках шаткого перемирия с вождем сиу Джеймсом Уокером, заложить под Депо бомбу с механизмом “мертвой руки”. Судя по всему, Тэйлора глубоко впечатлила премьера Дня независимости.

Вы уже приготовились посочувствовать Уокеру? Напрасно.

Даже трудясь сообща, Кинг, Бретт Истон Эллис и Дон Делилло вряд ли сумели бы превзойти Макдевита: столь отвратительным у него получился (причем, похоже, случайно) этот персонаж. С Уокером резко контрастирует обессмерченный оптимист Инек Уоллис из Пересадочной станции, решительно отказавшийся оглуплять человечество.

Примечательно, что Уокер не крутой рейнджер и не комиксовый злодей, не безжалостный стратег и не кровавый садист, а лишь скучный, гипертрофированно осмотрительный оппортунист: он хочет мира и покоя домашнего очага для своего племени, даже если шаги в будущее человечества при этом умалятся до черепашьих, а у обезьян с Конскими Головами, только-только распробовавших Шекспира, бесцеремонно отберут и печатные машинки, и электролампочки, и путеводители “Lonely Planet”.

Отказ вождя от чека на триста миллионов долларов нимало не подчеркивает благородство, но усиливает диссонанс с дальнейшими поступками, доходящий до каузального разлома; особенно гротескны они в свете того, что должность Уокера выборная, и на голосование то ли 1997-го, то ли 2017 года он выставлять свою кандидатуру не планирует. (Громовая птица вообще изобилует анахронизмами, среди которых гуглопоиск, Джон Дикерсон в студии “Лица нации”, топовые фотокамеры в кнопочных мобильниках и война в Сирии из репортажей CNN— лишь самые приметные; я так и не уразумел, было ли это сознательным авторским приемом размывания границ между историческими пластами на древнем берегу озера Агассис

или же Макдевит просто поленился внимательно перечитать свою же работу двадцатилетней давности.)

Но самое странное, что предложение вождя всем оппонентам погонять черта лысого за миллиард лет до конца света, кажется, находит поддержку и у Макдевита, а не только у президента США или учителя физики старших классов Дэвида Уоцини.

Полноте, а тот ли самый это Макдевит, который в Долгом закате устами Бет Сквайрс язвительно подмечал, как успешно удаётся образовательной системе Североамериканского союза внушать выпускникам, что они умнее среднестатистического человека из толпы, и атрофировать у них способность прислушиваться к чужим идеям?

Если вправду грядёт Страшный суд, не выдвинут ли нам обвинения, принципиально отличные от упрёков с кафедры на воскресной проповеди? “Я дал тебе мозги, Бет, а ты ими так и не воспользовалась”.

Громовая птица, по настойчивому впечатлению, написана другим человеком. Или, во всяком случае, под диктовку другого человека, кого-нибудь вроде президентов Закова или Проктор из Долгого заката, кредо которых — сидеть на попе ровно к западу от Центавра.

И для эмблемы на кулисах космического амфитеатра уместней было бы выбрать не громовую птицу, а страуса.

Остается надеяться на возвращение в Эдем в следующей книге, благо эпилог романа створку туда приоткрывает.

Но главное при этом, как мы знаем из архива цирковых программ штатовской (а хотя бы и молдавской) политтехнологии, — ненароком не перевести стрелку на тот путь, где уже притаился в засаде бронепоезд “Единой России”.

LoadedDice