Ecumenopolitics

Известно, что Психоисторики, новелла-пролог к Академии Айзека Азимова, написаны позже всех составляющих этого классического произведения, уже в начале 1950-х, когда Академию впервые издавали под одной обложкой как роман-сборник (fixup novel); при журнальной публикации этот пролог отсутствовал, вместо него фигурировала сцена собрания психоисториков, от которой в Психоисториках уцелела лишь заключительная мрачная фраза Селдона “Мне конец”. В русских изданиях она не печаталась, попробуем для начала восполнить это невольное упущение.

Гэри Селдон был стар годами и утомлен. В его голосе, пускай и воспроизводимом на ревущей громкости из усилительной системы, тоже слышались усталость и старость.

Немного в маленьком собрании было таких, кто не понимал, что еще до следующей весны Гэри Селдон умрет. В почтительном молчании они внимали последним официальным словам величайшего мыслителя Галактики.

— Это последняя встреча группы, которую я собрал впервые более двадцати лет назад, — вещал усталый голос. Взгляд Селдона скользил по собранию ученых. Он восседал на платформе один, прикованный к инвалидному креслу после удара двухлетней давности, а на коленях у него лежал последний, пятьдесят первый, том протоколов конференций. Книга была раскрыта на последней странице.

Он продолжил:

— Группа, собранная мною, включала лучших философов, психологов, историков и представителей естественных наук, каких только может предоставить Галактическая Империя. Те двадцать лет мы посвятили борьбе с самой сложной из проблем, когда-либо встававших перед группой из пятидесяти человек — а возможно, любого числа человек.

— Не всегда мы сходились во мнениях о методах и процедуре. Мы провели месяцы — годы, без сомнения — в тщетных спорах по сравнительно тривиальным мелочам. Не единожды возникала угроза полного раскола нашего сообщества.

— И все же… — Лицо старика озарила слабая улыбка. — Мы решили задачу. Многие исследователи, взявшиеся за нее изначально, умерли, им на смену пришли другие. Стратегии бывали заброшены, планы отменялись голосованием, подходы показывали свою бесполезность.

— Но мы решили задачу, и ни один еще живой участник не покинул сообщество. Я горжусь этим.

Он помолчал, позволяя сдержанным аплодисментам утихнуть.

— Мы справились; работа окончена. Галактическая Империя клонится к упадку, но ее культура не должна погибнуть, и приняты меры, которые поспособствуют возникновению на ее месте культуры новой, более великой. Основаны, как и планировалось, два Научных Убежища: по одному на противоположных концах Галактики, на Терминусе и в Конце Звезд. Они работают и продвигаются по неотвратимым траекториям, прочерченным нами для них.

— Нам остается лишь один небольшой пункт, и он отдален в будущее на пятьдесят лет. Уже проработанный подробно, он заключается в подстрекательстве к мятежу ключевых секторов Анакреона и Лориса. Так будет приведена в действие последняя часть механизма, который затем сам о себе позаботится на протяжении следующего тысячелетия.

Голова Гэри Селдона устало поникла.

— Господа, наша последняя встреча завершается. Мы начинали свою деятельность тайно, работали тайно, заканчиваем тайно, чтобы ожидать теперь награды за наши труды, которая воспоследует спустя тысячу лет, с установлением Второй Галактической Империи.

Последний том протоколов закрылся. Тонкая рука Гэри Селдона бессильно упала.

— И мне конец! — прошептал он.

Однако именно Психоисторики сильнее прочих повестей Академии повлияли на восприятие романа в коллективном (бес)сознательном поклонников фантастики, литературной и кинематографической: в этом фрагменте дается первое для космооперы и НФ систематическое изображение экуменополиса — Трентора, столицы Галактической Империи. (Впрочем, и сам термин “экуменополис” предложен лишь в 1967-м.)

Трентор мы видим глазами Гааля Дорника, прибывающего в столицу с захолустного Синнакса для встречи с Гэри Селдоном. Дорник тут совсем юн, еще не успел сменить пол по требованию сценаристов Apple и совершенно ошеломлен монструозным величием мирогорода. Многое в Академии, с ее картонными задниками, слепленными из типографских машин, газетных автоматов, иридиево-ванадиевых разменных монет и асексуальных курильщиков, устарело (а самый распространенный русский перевод Сосновской страдает плохо замаскированными лакунами и ляпами), но не концепция Галактической Империи.

И не описание Трентора.

Но, возможно, вы задумывались, каким увидел бы столичный экуменополис Галактики более опытный человек? Например, суперагент, прибывающий туда с очередной миссией, столь же, на первый взгляд, невыполнимой, как и задача вычеркнуть двадцать девять варварских тысячелетий из истории человечества.

Вот и Майку Резнику, видимо, это стало интересно, и на страницах Крепости в Орионе находим изящную вневременную (для жанра) виньетку: прибытие полковника Натана Преториуса на Делурос VIII, столичную планету Демократии. Очевидные аналогии, порою текстуальные, предоставляю провести вам. Я отмечу лишь, что со времен трех законов робототехники Азимова автоматизация труда сделала значительные успехи (с неоднозначными для цифровой экономики последствиями в виде диктатуры прекариата): Галактической Империи требовалось сорок миллиардов администраторов и еще невесть сколько одних курьеров, а Демократия Человека обходилась впятеро меньшим количеством.

Делурос VIII, столичный мир Человека, представлял собой, по существу, единый город, распространившийся на каждый дюйм суши и заползающий под большую часть океанского дна. Утверждалось, что он служит обителью примерно восьми миллиардам бюрократов, занятых администрированием тысячи с лишним планет Демократии и текущими хлопотами войны против Транскейской Коалиции.

Преториус припарковал корабль в орбитальном ангаре и взял челнок до поверхности. Хотя Делурос VIII слыл великолепным мирогородом, на Преториуса он всегда производил клаустрофобическое впечатление. На таможне, в обширном и переполненном зале, военная униформа и ранг помогли ему достичь специальной очереди; там у него проверили паспорт, отсканировали сетчатку, сличили отпечатки пальцев и ДНК с учётной записью в Центральном компьютере — и через каких-то двадцать минут пропустили.

Он направился на транспортную станцию, скормил компьютеру нужный адрес и мгновенно получил три маршрута на выбор: самый быстрый, наименее дорогой и самый красочный.

“Что может быть красочного в грёбаном туннеле?” подумалось ему. Он решил проверить.

Купив билет на аэросани, он спустился в аэролифте уровней на двенадцать, нашёл отмеченные его сияющим именем сани, сел, выждал, пока страховка облечёт его, а дверца сама закроется и захлопнется, потом откинулся в кресле и улыбнулся. Аэросани снялись с места так плавно, что Преториус бы даже не понял этого, окажись его глаза в тот момент закрыты, и полетели над полом широкого туннеля.

Внезапно аппарат начал торможение, и туннель посветлел, а потом металлические стены сменились стеклянными, подсветку ещё выкрутили, и по обе стороны начали медленно проплывать крупные рыбы: намного крупнее и красочней китов. Он зачарованно взирал на них, а когда стекло опять сменилось металлом, почувствовал досаду от завершения поездки.

— Можете выходить, полковник Преториус,— сказал механизм.

— Тут нет станции,— ответил Преториус.

— Просто выходите. Вас ожидают.

Его страховка исчезла, дверца дематериализовалась, и он вышел из аэросаней. Ему подумалось, что он стоит на полу туннеля, но это было не так: он оказался на узком круговом мостике, ведущем к аэролифту; он быстро взмыл на уровень земли и пошёл к тому, что показалось ему небольшим киоском, во всех отношениях идентичным десяткам иных киосков, раскиданных по улице и движущимся тротуарам.

Он задумался, как определить место перехода между лентами, но аэросани высадили его всего за пятьдесят ярдов от нужного адреса, а секция тротуарной ленты, на которую встал Преториус, остановилась перед входом. Он сошёл с ленты, вошёл в здание, поискал взглядом справочник жильцов, не нашёл и у ближайшего аэролифта просто сказал вслух, кого намерен посетить.

Его аккуратно вознесли примерно на сорок этажей на воздушной подушке, и он вышел к двери большого офиса.

— С кем вы желаете встретиться?— осведомился бестелый голос.

— С Цирцеей, — ответил он.

— Вам назначено?

— Нет.

— В таком случае, к сожалению…

— Впусти его,— перебил женский голос.

Цикл Резника Рожденный править — одна из самых масштабных космоопер в современной НФ, но она словно перенесена в наши дни из Золотого века пальпа, ну или на крайний случай “свингующих шестидесятых”. Космический фронтир Резника подобен не океану даже, а бескрайнему плоскомирью Среднего Запада США, утыканному редкими городками да бензозаправками.

На восьмой день стало понятно, что топлива на остаток пути до системы Делуроса не хватит, и они свернули к орбитальному ангару и заправочной станции у Престона IV.

— Престон? — повторила Змейка.— А разве это не человеческая фамилия?

— Да, — ответил Преториус.

— Так что ж она тут делает, на Ничейной-то Полосе?

— Престон, вероятно, не подозревал, что мы не будем расширяться вечно, когда дал этому миру такое название.

Трудно даже предположить, кто после кончины Резника возьмется писать в манере, настолько диссонирующей с современной реальностью англосферного фэндома— и возьмется ли вообще. В конце концов, Великое наступление феминисток и ЛГБТК на SFWA по-настоящему разогналось именно с атаки на злобствующих сексистов, Резника и Барри Молзберга.