Strangelet Things?
В 1938 г. Джон Вуд Кэмпбелл-младший опубликовал (под псевдонимом Дон А. Стюарт) Кто идёт? (оно же Кто там? и Нечто), где образ ассимилирующего земные формы жизни пришельца становится превосходным, ажурной красоты, мостиком между древними поверьями об оборотнях и философией экзистенциализма.
Вероятно, именно эта столь удачная конструкция позволила Нечто быстро обрести архетипический статус: по мере того, как “равновесие страха” превращало экзистенциальную тревожность в новую нормальность, коммунисты и капиталисты с разных сторон Железного Занавеса осваивались в ролях Других, алчущих лишить обывателя субъектности.
А тем временем комиссия Кондона из проекта “Синяя книга” не сидела сложа руки, кропотливо отбрасывая наиболее загадочные случаи в мусорное ведро — но тем лишь укрепляя популярность уфологии еще и в мейнстримном гетто.
Поэтому кажется вероятным, что, выйди последняя на данный момент киноверсия повести Кэмпбелла, формальный приквел Нечто-1982, на несколько лет позже (когда в евроатлантическом мире уже раскручивался маховик сино- и русофобии), лента не провалилась бы в прокате с таким грохотом, что отложенные на полку зубы раскатились.
Фантастика со времен Кэмпбелла приросла и новым ассортиментом сюжетов, и усложненными требованиями к наукообразности, и стилистическим богатством. Неудивительно, что даже в такой культовой классике, как Кто идёт?/Нечто, при взгляде сквозь современную оптику замечаешь некоторые уязвимости (впрочем, достаточно разок посмотреть Прометея, Чужой: Завет или, чего доброго, Высшее общество, чтобы отнестись к этим дефектам снисходительно).
Например, по-прежнему неясно, до какой степени инфицированные Нечто люди продолжают осознавать себя (все экранизации заметно выиграли бы от ее возрастания). С одной стороны, мимикрия кажется совершенной вплоть до момента, когда сценаристы заставляют монстра сорвать с себя сюжетную броню и набросить ее на героев.
С другой стороны, если Нечто имитирует уже мертвого носителя по генетическому материалу, добавляя по желанию образцы из накопленной в предыдущих превращениях базы, откуда у него нужный для такой мимикрии доступ к жизненному опыту, навыкам, глубинным структурам личности, которые не сводятся к одной лишь генетике? Это уже уровень имитации, достойный лицеделов из Дюниверсума Фрэнка Херберта времен Рассеяния: тем для “обмена мнениями” достаточно было на миг соприкоснуться лбами, а в Еретиках Дюны лицедел, подменивший высокопоставленного священника Хэдли Туэка, постепенно сам поверил в свою с ним тождественность и “застрял” в этом облике.
Значительно достовернее выглядело бы Нечто, ограничившее себя либо постепенным подчинением базовой физиологии (в этом случае зараженные могут довольно долго не подозревать о своем состоянии, а неполадки в организме списывать на естественные причины), либо, напротив, замещением одних только высших режимов мозговой активности (тогда получаем нечто вроде двухпалатного разума). Но такие реализации, понятное дело, не для скримеров, а для психологических триллеров вроде Жены астронавта или Юной крови.
К тому же неправдоподобно стремительные темпы ассимиляции и дальнейшей смены обличий требуют, по беглым прикидкам, энергозатрат, несопоставимых с метаболизмом земных форм жизни, не говоря уж про закон сохранения массы. А его уважает даже очень свободный в своих поступках и ипостасях оборотень из Камуфляжа.
Одним словом, если бы Нечто существовало, то слагала бы его наверняка материя, весьма расходящаяся по свойствам с известной нам — не органическая… и даже, пожалуй, не барионная.
Сам Кэмпбелл, возможно, это осознавал тоже (тем паче вскоре на страницах “Astounding” появилась Усыпальница зверя юного Альфреда ван Вогта, вдохновленная решимостью потягаться с Кто идёт?), ибо подозрительно подходящий под наши требования набросок подобного “устройства” возникает спустя десяток лет в цикле об Аарне Мунро, где ход космического сражения между гуманоидами и рептилоидами кардинально меняется после визита космических пиявок. Вот только этой форме — не то жизни, не то автоматики — льды Антарктиды явно нипочем. Как и огнеметы.
Кстати, о незадачливых норвежцах-первооткрывателях Нечто никакой информации у Кэмпбелла нет, они иммигрировали в сеттинг только в 1982-м. Но забавно, что Макриди с огнеметом еще на иллюстрациях к оригинальной повести чем-то смахивает на великого скальда Эгиля Скаллагримссона из Саги об Эгиле. По описаниям характера Эгиля в саге кажется, что Нечто, случись кораблю рухнуть на севере Европы, при столкновении с ним не поздоровилось бы. И даже отсутствие огнеметов в Норвегии Высокого Средневековья не помеха: Эгиль явно управился бы и холодным оружием.
Бомба взорвалась, исторгнув яркое алое пламя — а зелёная полусфера аккуратно облекла его собой и дополнила себя до сферы. Действуя умышленно неторопливо, зелёная сфера медленно потускнела и исчезла. Аарн указал на целый боевой порядок зелёных раковин, приближавшихся с обманчивой неспешностью. Вылетел транспонный луч, стегнув раковины пламенем, но по мере того, как полагалось бы ему пожирать их, они поглощали сам луч. Казалось, энергия луча их лишь манит, привлекает, пришпоривает. Аарн замер.
Зелёная труба, образованная космическими пиявками, подошла к “Солнечному лучу” угрожающе близко. Аарн встал и быстро влез в космическую броню. Спенсер последовал его примеру, через несколько мгновений переоделись все. Март Торал снова громко проговорил что-то в микрофон. Тут же два торнанианских боевых корабля отвернули в сторону. С первого из них вылетело что-то маленькое и тёмное, помчалось на невероятном ускорении к “Солнечному лучу”, заняв позицию в нескольких сотнях футов от него. Две магнитные атмосферы яростно противоборствовали, ближе объект подлететь уже не смог.
Раздалось резкое шипение воздуха, сменившееся рёвом. Внезапно шум транспонов “Солнечного луча” стих в вакууме. Явилась большая закруглённая зелёная поверхность, с размеренной неумолимостью надвинувшаяся на панель управления обречённого судна, и принялась его пожирать. Она была тускло-зелёной и неторопливо пульсировала, а подлетавшие зелёные раковины увеличивали её массу.
Аарн быстро запихнул кое-что в переноску и метнулся по коридору на палубу. Спенсер уже открыл люк. Карлайл покидал корабль последним. Искусственная гравитация на “Солнечном луче” отказывала, и Карлайл вдруг споткнулся; гравитация вернулась, выросла вдвое, потом пропала совсем…
… Спасатель быстро провёл их к экрану и включил обзор. Нос “Солнечного луча” исчез, странная бесформенная зелёная масса пожрала его.
— Дорого же встал этот корабль сеэсетам, — мрачно прокомментировал Аарн.
Зелёная масса подрагивала и колыхалась, в быстром темпе сокращаясь и расширяясь.
Естественно, атака, вынудившая гениального юпитерианского изобретателя к поспешному бегству с любимого корабля, достойна даже по меркам этой залихватски масштабной космооперы называться смертельно опасной. Да и отложенные последствия ее таковы, что ремонт пострадавших кораблей, не ровён час, окажется страшнее утилизации:
Коридор купался в зелёном свете, забивавшем сияние люминесцентной подсветки на потолке. Из входа в пещеру № 3 изливалось зелёное, яростное, пульсирующее, жёсткое излучение. Аарн повернул корабль к зияющей пасти пещеры, и возглас изумления вырвался у него. Три крейсера строились здесь, три проходили ремонт. Ближайший из новых крейсеров был закончен на добрую половину, но рядом с ним валялись обломки крана, груда металлических осколков — и пульсирующее светоносное зелёное пламя вырывалось из неё. Что-то колыхалось, источая яркий, но почти не дающий тепла зелёный свет, а также потоки мощной радиации, которая одна и служила источником нагрева, причём в этой зелени нет-нет, да мелькали более яркие голубые и более тусклые красные оттенки, а местами сквозь всё это проступали тёмные, тускло светящиеся красным участки обнажённого, раскалённого металла.
— Что произошло? — заревел голос рядом с “Новой”.
Тысяча умов окатила спросившего сбивчивым потоком ответов, из которого удалось выудить три достоверных факта. Сломался кран; его поломка привела к падению пятисоттонного атомного генератора на каменистый пол пещеры, после чего вдруг возгорелось зелёное пламя, принудив всех спасаться бегством. Но не все добежали; да и многие из тех, кто успел, теперь извивались в агонии, царапали себя, расчёсывали ужасные воспаления и ожоги, зуд и чесотка эти распространялись даже на внутренние органы, повергая жертв в полубезумное состояние.
Выстрелили два притягивающих луча момента импульса, и бериллиевые слитки общей массой под две тысячи тонн внезапно воспарили в воздух. В другом конце зала взлетело с полдесятка тускло поблёскивающих металлических слитков — слитков элементов солнечного происхождения. “Нова” и два её груза полетели обратно в пещеру № 3, но уже медленнее. Аарн проследовал прямиком к очагу пожара, защищённый от смертоносного коротковолнового излучения резистиевым корпусом. Для начала он сбросил блестящие слитки, небрежно раскидав их по полу цеха. Зелёное сияние расширилось, оно уже омывало стенки крейсера— продвигалось медленней, однако неуклонно. Вдруг проявился синий просверк. Он пробежал между металлическими слитками — куда быстрее и воспламеняя всё на своём пути. Добрался до увесистого серебряного проводника. Тот внезапно полыхнул яростным, слепящим фиолетовым пламенем, которое распространилось на дюжину футов кругом в воздухе, ударив в тяжёлый платиновый размыкатель цепи.
Аарн подцепил притягивающим лучом один из тяжелометаллических слитков, отделённый падением от остальных. Слиток резко взмыл по дуге в воздух и со скрежетом обрушился в область зелёного свечения.
И тут же полыхнуло пламя столь ослепительное, непереносимо яркое, что на стены пещеры упала гигантская тень остова крейсера, а зелёное сияние утонуло в нём, вытесненное непостижимо вирулентным фиолетовым.
Две тысячи тонн бериллиевых слитков каскадом обрушились в серёдку зелёного костра, опустился транспонный луч, лизнул их языком пламени и раскалил добела вместе с “инфицированным” участком крейсера. Вся эта масса зашипела и забурлила, источая жар. Транспон погас, зелёное сияние исчезло! Остался лишь чистый ослепительный жар.
Март Торал издал протяжный вздох облегчения.
— Потушили. Но что, планеты его разрази, это вообще такое было?
— Наше новое оружие, новые бомбы! Какой удачный несчастный случай!
— Превосходно, я понял, новое оружие, новые бомбы. А какого рода? — вежливо осведомился Спенсер.— Нам информация нужна, а не экскламация.
— Атомный генератор раскололся, и оттуда вырвалось какое-то поле, которое мне придётся исследовать; и каким-то образом начался медленный процесс атомного распада, подобный гнили. Трансмутация с высвобождением энергии. Интересно, что само по себе существование этой формы распада поддерживает существование вызывающего её поля… Серебряная токопроводящая шина его подхватила, и огонь устремился по ней, как безумный. Платина, ещё более тяжёлый элемент, попросту взорвалась. Слиток тяжёлого металла, который я ради эксперимента туда уронил, вызвал чудовищную вспышку. А вот лёгкий, весьма склонный к абсорбции бериллий растворил и поглотил поле. И остановил пожар.
Описанное Кэмпбеллом в работе 1949 г. превращение напоминает гипотетическую картину автокаталитического “заражения” обычного вещества при контакте со странглетами — капельками и комками странной материи, состоящей из примерно равного количества верхних, нижних и странных кварков. Она может оказаться энергетически выгодной, хотя самопроизвольно обычные ядра в странную материю не распадаются; на такую возможность, по-видимому, впервые указал Эдвард Виттен в 1984 г.
Из подобной экзотической материи могло бы состоять Нечто, а ее присутствие на инопланетном корабле, погребенном во льдах Антарктиды, отчасти пояснило бы, почему спустя сотню тысячелетий навигационная система и двигатели у него как новенькие. Дополнительный бонус современным киноделам при использовании “странной материи” для Нечто — кроссовер со вселенной Очень странных дел (Stranger Things).
Хотя даже в этом случае непонятно, отчего достало одной несчастной гранаты, брошенной Кэйт, чтобы заглушить их в приквеле, а в фильме 1982-го корабль явно был заполнен льдом (и, следовательно, беспечные прогулки по нему в подражание работягам с “Ностромо” не представлялись возможными).
А вот у Кэмпбелла случайное разрушение звездолета скромной порцией взрывчатки объясняется легче: корпус его был магниевый. Магний, к слову, соседствует в Периодической таблице Менделеева с бериллием и, подобно ему, мог бы оказаться неплохим лекарством от засосов космических пиявок из Межзвездного поиска.
