What win they, if they gain the thing they seek

По сведениям, просачивающимся из Национальной лаборатории имени Лоуренса Ливермора, в начале этой недели американские ученые планируют оповестить человечество о 20%-м превышении извлеченной энергии над затраченной в эксперименте с лазерной накачкой термоядерного синтеза при пеллет-инжекции. Возможно, опыты, в которых впервые удовлетворен критерий термодинамической (и значит, экономической) выгодности термоядерного синтеза (net energy gain), умышленно были приурочены к установлению “потолка” на экспортируемую из Федеральной Империи нефть, а может, это лишь баснословно удачное совпадение, за которое стоит выпить.

Как ни крути, а опоры “потолка” внезапно начинают казаться массивнее, обещанный же фазовый переход мир-экономики в постнефтяную эру — не столь прекраснодушной фантазией.

Впрочем, Нэнси Кресс в трилогии Испанских нищих подмечает, что внедрение дешевого и эффективного термоядерного источника энергии не обязательно должно сказаться на демократиях Свободного Мира менее разрушительным образом, чем на автократиях, предпочитающих борьбу с хрюкающими подсвинками перебору алгоритмов взаимодействия пеллетов и сверхзвуковых газовых струй с плазмой токамака.

Кроме того, мир-экономика и без того уж кишмя кишит экспертами, путающими топливно-энергетическое и химико-синтетическоe предназначения ископаемых углеводородов.

Я заглянула на склад. В первом, маленьком, помещении имелись конторка и терминал. За второй дверью размешался собственно склад: пустые полки, пустые корзины, пустые вешалки, ни следа курток, штанов, ваз, музыкальных чипов, стульев, чистильщиков и инструментов, которые там должны были находиться. У меня по хребту от шеи до копчика пробежала дрожь, волоски на затылке встали дыбом от страха, смешанного с возбуждением. Значит, это правда. Экономика и политическая конструкция страны действительно поражены дюрагемовым кризисом очень серьезно. Впервые за сто с лишним лет после изобретения дешевой энергетики, когда Кендзо Ягаи изменил мир, мы столкнулись с реальным дефицитом. Политики запасали товары для городов, где избирателей больше, и бросали на произвол судьбы менее населенные и/или труднодоступные области с меньшим числом избирателей.

Кто-то неуверенно возразил:

— Но разве это не значит, м-м, что мы должны всех в этой стране спросить, что они по этому поводу думают? Чтобы они, ну, проголосовать могли?

По комнате прокатилось легкое оживление.

— Если бы они обладали таким же доступом к информации, что и мы, Бобби, то, несомненно, да, — искренне ответил Хаббли. Его бледные глаза вспыхнули. — Но они не знают всего, что знаем мы. У них нет привилегии сражаться за свободу на фронте. В частности, они не смотрели голо из захваченной нами лаборатории. Они не знают, какое у нас оружие. Они могут считать дело революции обреченным, потому что не знают. Но мы-то знаем лучше. И мы обязаны решить за них, а потом действовать так, как будет лучше для всех наших сограждан-американцев.

В комнате закивали. Я чувствовал, как им хорошо: Иде, Бобби и Пег. Они бескорыстно жертвовали собой ради лучшей доли всех американцев. Точно так же, как поступал Фрэнсис Мэрион.

Я так и слышал голос Миранды:

Им останутся непонятны биологические и социальные последствия, весь масштаб проекта. Дрю, они на это способны не больше, чем современники Кендзо Ягаи могли бы оценить социальные последствия доступа к дешевой вездесущей энергии. Он вынужден был сделать шаг вперед и разработать способ ее получения, опираясь на свою лучшую информированность. И мы тоже. Они не поймут весь масштаб проекта, пока он не реализуется.