The Zhu Xistem of the worldlet
Учитывая, что экономический, культурный и политический центр мира все увереннее смещается обратно в Азию после “евроатлантической магнитной экскурсии” продолжительностью в пятьсот с лишним лет, логично ожидать от “историй будущего”, создаваемых с оглядкой на эту тенденцию, новых построений в области проектирования синкретических учений, где бы объединялись религиозно-философские доктрины стран Европы и Северной Америки — гегемона на спаде — и Юго-Восточной Азии, гегемона на подъеме.
Среди наиболее интересных свежих примеров — решения, предлагаемые Майклом Флинном для вселенной Спирального Рукава, в частности, причудливый продукт “перекрестного опыления” конфуцианства, даосизма и христианства на борту корабля поколений, летящего к Дао Хетти (Тау Кита).
Во чреве китовом, посмертный роман Флинна, получился, пожалуй, лучшим из всех построений цивилизации такого корабля за недавнюю историю жанра, главным образом потому, что здесь в центре событий вы не увидите деградировавшей культуры с обрыдлыми мутантами и технологиями уровня каменного или бронзового века — только глубоко кризисную, но кризис этот более сложной и интересной природы, нежели привычные по кораблям Cаймака, Хайнлайна или Олдисса. Мутанты и деграданты, конечно, тоже присутствуют (в зоне Великого Выгорания, охватившего примерно десятую часть корабля), но им в сюжете уделяются роли второго плана.
Как и другую великую фантастическую книгу, Во чреве китовом удобно применять вместо справочного руководства в дни трансформаций и фазовых переходов — а отчетливые параллели с Великой французской революцией, Пасхальным Восстанием в Ирландии или штурмом Капитолия при восстании 6 января не убавляют оригинальности, но лишь подчеркивают цикличность и самоподобие исторических процессов у высшего приматства, даже научившегося скользить среди звезд. Впрочем, на момент действия Во чреве китовом люди еще не катаются по Электрическому авеню, а, подобно нам, их предкам, ползут по медленному маршруту через эйнштейновский или ньютоновский план бытия.
— А где во всём этом Бог?
Венейблс аж сморгнул.
— Что?
— Разве Бог не абсолютно благ? Тогда как могло произойти Выгорание?
— Лучше бы такой вопрос Далай-папе задать.
Лин-Лин издевательски фыркнула. Её порадовало, что наконец удалось найти тему, по которой наставнику сказать нечего.
— Выходит, вы не знаете.
— Никто не может всего знать, юная дама. Даже двенадцатилетние девушки не могут. Не просите меня, скажем, и про поле Хиггса объяснить.
— Я не думаю, что Бог вообще существует!
Ответ Венейблса её обескуражил.
— Ваше высказывание, юная дама, может быть разделено на два утверждения, каждое из которых справедливо. Но, поскольку в имени Шан-ди “Шан” значит “первичный”, а “ди” значит “Бог”, следовательно, Шан-ди— первый Бог, не в том смысле, что первый среди других богов (ведь может быть только один), и не в том смысле, что первый по времени появления (поскольку он не существует во времени), а первый по логическому приоритету. Его называют Всеблагим — почему? Потому что, будучи источником, или шаном, для всех благ, Он содержит в Себе всё, формально или эминентно, а не потому, что Он неизменно благ. За всем движущимся стоит нечто недвижимое; за всем, что имеет причину, — нечто не имеющее причины; за всем зависимым— нечто самодостаточное. Учитывая это, нельзя ведь ожидать, что Шан-ди окажется таким же, как я или вы.
Лин-Лин, которая всегда воображала себе Шан-ди пожилым конфуцианским мудрецом с длинной седой бородой, не поняла ничего.
— А откуда вы знаете, что Шан-ди вообще существует?— буркнула она.
— Шан-ди есть само Бытие. Как может не существовать Бытие?
— Вы какую угодно тему заболтать можете! Но не можете доказать!
Венейблс воздел палец.
— На древнем корневом наречии слово “доказать”, prove, означает — испытать. Проверим же это утверждение. Во-первых, всё материальное есть сочетание Ци и Ли, активного принципа и восприемлющего принципа. Западники называют их формой и материей. Они укоренены в древних принципах Инь и Ян, или, как у западников говорилось, потенции и действия. Ци и Ли представляют неоформленное и оформленное, хаос и порядок…
Бла-бла-бла. Он взялся продолжать в том же духе, и Лин-Лин снова отвернулась. Впредь лучше будет знать, чем его расспрашивать.
… Обстановка на занятиях сделалась более формальной, наставник и ученица сидели в плюшевых креслах друг напротив друга, за столиками с откидным упором для рук, и от Лин-Лин требовалось вести заметки. Она не понимала, отражают ли такие перемены её новый статус или особенности места.
А что не изменилось, так это её отвращение к сложной работе.
— Ум— он как мышцы, — упрекнул её Венейблс. — Если его не тренировать, он атрофируется. Твоё упражнение было простой задачей на логику, а привычка к логическим рассуждениям, закрепившись, пригодится во многих областях жизни. Итак, поясни мне, почему Шан-ди должен с необходимостью иметь троичную природу.
Лин-Лин не была уверена, должен ли, и задумалась, получится ли открыть поисковую страницу так, чтобы Венейблс не заметил.
— Нет, — сказал он,— не заглядывай в заметки. Ты должна уметь ответить сама, из базовых принципов. Можешь ли ты отдать другому то, чем сама не владеешь?
— Гм, нет, пандит?
— Это вопрос или ответ? Неважно. Шан-ди даровал людям, мужчинам и женщинам, мощь интеллекта и воли. Скомбинируй эти два утверждения.
Лин-Лин замялась.
— Э-мм-м-м-м…
Венейблс откинулся в кресле и сцепил пальцы под подбородком.
— Я жду.
И тут она догадалась: простое объединение утверждений.
— Если Шан-ди даровал нам мощь интеллекта и воли, значит, у Шан-ди имеются интеллект и воля, которыми он мог наделить нас.
— — Довольно близко к точному ответу. Мы говорим обычно “в Шан-ди имеется нечто, схожее с интеллектом и волей человека”. А каков продукт интеллекта?
Почему Наставник вечно забрасывает её вопросами? Как-то это неправильно, нужно наоборот. Она ему должна вопросы ставить. Тогда можно будет запомнить ответы для экзаменов. Она очень хорошо умела запоминать.
— Интеллект продуцирует идеи?
— Довольно близко к точному ответу,— снова услышала она.— Я бы сказал “концепции”. Поскольку ты теперь взрослая женщина в браке, тебе полезно всё знать про концепции и контрацепцию.
Лин-Лин покраснела и чуть не пропустила мимо ушей следующий вопрос.
— Какое выражение обретают концепции? — Она не нашлась что ответить, и Венейблс потерял терпение. — Словесное, малышка, и кое-что из этих слов должно обрести пристанище в прелестной головке, которой ты качаешь. Слов. Итак, если Субъектом интеллекта является сам Шан-ди, то Объектом?..
Он снова выдержал паузу, но у неё язык узлами заплёлся, и Венейблс нетерпеливо подсказал:
— Слово Шан-ди. Но Слово есть Шан-ди, и Шан-ди есть Слово Его, ибо Он есть Небесное Ли, так что нет в Нём ничего, что не было бы Им. Перед нашим следующим занятием я попрошу тебя провести аналогичный разбор следующего процесса, волеизъявления Шан-ди. Что порождается волею и каковы её субъект и объект? Понимаешь?
Он вздохнул и поднялся, готовясь покинуть дворец.
—Возможно, я ошибался, — проворчал он себе под нос.— Возможно, она всё ещё слишком маленькая, чтобы такое осмыслить.
Из приведенных отрывков видно, как Флинн устами Венейблса обыгрывает одновременно неоконфуцианскую доктрину Чжу Си и куда лучше известное в евроатлантической цивилизации евангельское Ин. 1:1–3:
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
У Чжу Си же, в 44-й цзюани О сознании (心) собрания сочинений цинской эпохи Юйцзуань Чжу-цзы цюаньшу (御纂朱子全书) читаем, например:
Сознание и принцип (Ли) едины. Это не значит, что принцип (Ли) есть нечто предшествующее сознанию. Принцип (Ли) как раз находится внутри сознания. Сознание не может накопить всё изначально и навсегда, оно проявляется, следуя за конкретным явлением… Сознание напоминает библиотеку, из которой вынесены книги, а внутри зажжена лампа, и по всем сторонам, куда ни глянь, светло. Только нынче мало кто смотрит на сознание подобным образом!
… Когда выражается доброе, то это, конечно, исходит из сознания, когда же выражается злое, эгоистичное, что состоит целиком из материальных побуждений, то это тоже истекает из сознания — верно? Ответ: конечно, это последнее не есть сущность сознания, но тоже исходит из сознания.
… Небо столь велико, что не имеет внешнего. Среди тьмы вещей нет ни одной, какая бы ни была охвачена. Если среди принципов устроения, присущих вещам, найдется хотя бы один оставленный без внимания, в таком случае интеллект нужно отнести к имеющим внешнее. И потому не сходно сознание с сознанием Неба…
… Что касается Небесного мандата, величествен он и бесконечен. Главный компонент его, посредством коего рождается все сущее, заключен в сознании Неба. Когда человек приемлет Небесный мандат и появляется на свет, тем самым в полной мере получает он от Неба то, что его породило, что и является главным всего его тела и всей личности… Общая идея-принцип, конечно, распространяется по всему единству вещей, а не так, чтобы каждая из них существовала по своей воле… При этом, подобно Небу, принцип (Ли) не допускает ни малейшей разницы между отдельными вещами и никогда не отступает от них ни на мгновение.
Подобный синкретизм характерен для культур вселенной Спирального Рукава на всех этапах её развития после начала космической экспансии. Чжу Си, однако, пользовался для обозначения верховного существа, предела и суммы Ли, термином Тай-цзи (太極), а не Шан-ди, как Венейблс, или апеллировал к Небу (天); Шан-ди (上帝)— исторически куда более древнее именование верховного, весьма абстрактного и трансцендентного, божества в Китае, восходящее ещё к культу предков доимперской эпохи (III — II тыс. до н.э.), ныне употребляется и в переводах с европейских и ближневосточных языков для передачи имён единого божества авраамических религий.
— Интересно, что к сходным аргументам приходили в своё время ибн Рушд, Моисей Маймонид и Фома Аквинский приблизительно в одну и ту же эпоху, Гангеша — немного позднее и в иных выражениях, но Аристотель — раньше их всех. Таким образом, политеисты, мусульмане, конфуцианцы, евреи, христиане и индуисты все соглашаются между собой, это если очень грубо. — Он нахмурился.— В чём дело, прелесть моя?
А дело, как и во вселенной Дюны Фрэнка Херберта или в коридорах здания федералистского стиля на Вашингтонском болоте, было в неумолимых исторических тенденциях аристократии и меритократии мутировать в олигархию и диктатуру, на смену коим приходит террор обиженных меньшинств.
