The Pericles trap

Параллели между современным политическим водоворотом и Пелопоннесской войной вошли в обиход еще в середине прошлого десятилетия, то есть до начала спецаберрации головного мозга Федерального Императора: случилось это после выхода работы Грэма Эллисона о ловушках Фукидида, когда немедленно завирусился вынесенный в заглавие термин. Впрочем, прежде вторжения Федеральной Империи в Квартал-95 такие аналогии выглядели скорее свидетельством узости кругозора евроатлантических аналитиков, ведь применительно к потенциальной схватке США и Китая — слабеющего гегемона и восходящего претендента, корректнее были бы параллели с периодом Чжаньго (Сражающихся Царств) из китайской истории. Ну да познания в этой области у жителей ЕС, США и тем паче Рунета обычно скудны, особенно у бомжеватых политэкспертов по всем мыслимым вопросам.

Однако спецаберрация необратимо сдвинула анализы кала Федерального Императора, произведя квантовое изменение в мультивселенной Соловьев,

и старпёры по обе стороны Атлантики с немалым облегчением возвратились из конца истории к привычным сценариям Первой Холодной войны, когда обычным делом была балансировка на одной ходуле над пропастью термоядерного конфликта.

Тем не менее уже спустя несколько месяцев после начала прокси-Третьей мировой войны — за Разделенную Украину, старосоветское наследство и евроинтеграцию ногами — любознательные наблюдатели вроде меня могли заметить странное сходство траекторий конфликта, с неизменным проворством выруливавшего к новым ступеням эскалации из “переговорных отбойников”, и событий конца 430-х гг. до н.э., когда развернулась Пелопоннесская война.

На выходных этим сходством наконец прониклась и Юлия “Цвай Рэнд” Латынина, но, как всегда после завершения ажурно-прекрасного Вейского цикла (писанного, по слухам, в соавторстве с бойфрендом-китаистом), несколько неряшливо.

Настойчиво кажется, что описание действий Перикла, приводимое Плутархом в сравнительных жизнеописаниях, вдохновило Бориса Джонсона, чей мятый клоунский вид превосходно уживается с классическим образованием.

Однако равно подходит такая мотивировка и Владимиру Зеленскому, который также привычен изображать клоуна, а вот о существовании Перикла или о Пелопоннесской войне вряд ли подозревает.

Первый интересующий нас фрагмент отлично сгодился бы в обоснование саботажа Стамбульских соглашений, достаточно лишь подставить вместо Аспасии невесту Бориса Джонсона Кэрри Саймондс, заполучившую немалые теневые полномочия на Даунинг-стрит, 10, на место спартанцев — Федеральную Империю, а дело Фидия о растратах на хрисоэлефантинном покрытии статуи Афины Парфенос— заменить аферой с пандемией локдаунов.

Что касается Аспасии, то Перикл вымолил ей пощаду, очень много слез пролив за нее во время разбирательства дела, как говорит Эсхин, и упросив судей. А за Анаксагора он боялся и дал ему возможность тайным образом уйти из города. Когда же из-за Фидиева дела его популярность пошатнулась, то он, опасаясь суда, раздул медленно тлевшее пламя войны в надежде, что обвинения рассеются и зависть смирится, когда граждане во время великих событий и опасностей вверят отечество ему одному как человеку уважаемому и авторитетному. Так вот какие указываются причины, по которым он не дозволил сделать уступку спартанцам. Но истина неизвестна.

Однако второй отрывок из Плутарха отлично укладывается в колею военной логистики только Квартала-95 или его территорий, аннексированных в сентябре 2022 года Федеральной Империей, но не Великобритании, где военные администрации, облавы на мужчин призывного возраста и монобольшинство в парламенте пока отсутствуют.

Народного собрания Перикл не созывал из опасения, что его заставят поступить вопреки его убеждению. Как кормчий на корабле, когда в открытом море поднимется ветер, приведя все в порядок, натянув канаты, действует по правилам искусства, невзирая на слезы и просьбы испуганных пассажиров, страдающих морской болезнью, так и Перикл, заперши городские ворота и расставив везде караулы для безопасности, руководился своими соображениями, мало обращая внимания на негодующие крики и недовольство граждан.

Есть в истории Пелопоннесской войны точные аналоги и для санкций против Федеральной Империи (Мегарская псефизма, которая считается первым в истории случаем военизированной экономической операции, но послужила ключевым толчком к конфликту, а не была принята уже после его начала), и даже, как ни забавно, для уникального самозапрета киевского режима на мирные переговоры — пусть и не оформленного сколько-то внятным законотворческим актом, но лишь постановлением ручного совета национальной безопасности при шпрехшталмейстере Всеукраинской Лиги КВН.

Когда посольство прибыло из Спарты в Афины для переговоров о снятии санкций с Мегары, Перикл начал ссылаться на закон, запрещавший уничтожать доску, на которой было написано это постановление. Один из послов Спарты, Полиалк, прокомментировал:

А ты не уничтожай доску, а только переверни ее: ведь нет закона, запрещающего это.

Впрочем, Перикл этот вариант тоже отверг:

… одни объ­яс­ня­ют его упор­ство бла­го­род­ной гор­до­стью, пони­ма­ни­ем поло­же­ния вещей и самы­ми луч­ши­ми наме­ре­ни­я­ми: он счи­тал, гово­рят они, что спар­тан­цы хоте­ли испы­тать уступ­чи­вость афи­нян, выстав­ляя такое тре­бо­ва­ние, и что согла­сить­ся с ним озна­ча­ло бы для афи­нян при­знать свою сла­бость. Дру­гие видят в его высо­ко­мер­ном отно­ше­нии к спар­тан­цам лишь упрям­ство и сопер­ни­че­ство с целью пока­зать свою силу.

Остается заметить, что Пелопоннесская война продолжалась с небольшими перерывами 27 лет, истощила обе коалиции, афинянскую и спартанскую, но больше пострадали именно Афины, которые после конфликта так и не смогли вернуть себе былую ведущую роль в Греции — до самого покорения ее иноземными захватчиками.

Едва ли такой результат входил в первоначальные планы Перикла, но уже спустя год после начала полномасштабного конфликта он был снят с должности стратега досрочно и подвергнут финансовым взысканиям — по одним источникам, оштрафован на пятнадцать талантов, по другим, на целых пятьдесят. Иными словами, удача изменила Периклу спустя лишь немногим большее время, нежели продержался нераскрытым секрет успеха кота Бориса.

Если бы в Афинах того периода бытовали сильнодействующие средства для похудения, то как знать, не был бы вынужден Перикл рекламировать их для сбора средств на уплату штрафа.

Что касается Владимира Зеленского, чаще изображаемого реинкарнацией Уинстона Черчилля, а не Перикла, то его судьба пока удачнее, нежели у афинского или лондонского стратегов, ведь любые демократические процедуры, способные отстранить Зеленского от власти, на Разделенной Украине отменены до конца войны, сиречь на столько времени, сколько понадобится.

Двадцати семи лет, думается, хватит на знакомство с историей Пелопоннесской войны или Сражающихся Царств— и хотя контракт на транзит федерально-имперского газа по священным для всех участников конфликта трубопроводам завершается уже в конце текущего года, вполне очевидно, что возможное из-за этого похудение будет компенсировано военными контрактами союзников и гарантиями безопасности для шпрехшталмейстера.