Limit of recycling
Китайская эпоха Чжаньго (период Сражающихся Царств) любима мною более остальных из китайской истории по той простой причине, что ассортимент философских и религиозных течений, предлагаемый ею, не знает себе равного в более поздние эры: все происходило впервые.
Хотя противостояния государств Великой Равнины унесли за два с половиной века (с 475 по 221 г. до н. э.) более 2 млн жизней, объединение Китая под эгидой именно Цинь не было предопределено и стало, пожалуй, не самым удачным выбором: вестись на очень красиво завуалированную пропаганду Чжунсюаньбу в Герое Чжана Имоу не стоит.
Китай еще многажды распадался на враждующие царства и коалесцировал, но вот ассортимент философских течений имперская инквизиция при Цинь основательно подсушила (в частности, были почти полностью искоренены моисты, чья пацифистская идеология особо диссонировала с милитаристским циньским легизмом), а дальше начался и параллельный импорт буддизма, ислама, христианства или марксизма.
Многое из неоднократно уничтожавшегося и цензурируемого при крушениях династий и империй удавалось восстановить, но порою предел эффективности при такой переработке давал о себе знать.
Не все творения китайской цивилизации выдержали проверку временем, катастрофами и войнами так же безупречно, как ирригационная система Дуцзянъянь в Сычуани, работающая без особых проблем уже больше 2250 лет: ее построили при циньском Чжуансян-ване (отце Ин Чжэна, будущего императора Цинь Шихуана) и запустили в 256 г. до н. э.
Пожалуй, самым ярким примером “накопленной усталости при вторпереработке” здесь будет судьба великих столиц Китая, расположенных на территории современной провинции Шаньси — Сяньяна и Чанъаня. Сейчас поблизости от древних территорий этих городов расположен Сиань.
Сяньян и Чанъань побывали столицами в общей сложности 13 раз, от царства Цинь до империи Тан. Они неоднократно успешно отстраивались после того, как при очередной гражданской войне негодующие народные массы, претенденты, варлорды или просто разбойники сжигали город до основания.
Но при падении династии Тан Чанъань, запустевший в очередной раз, утратил привилегированный статус необратимо.
Оба грандиозных кризиса династии Тан, мятеж Ань Лушаня (安史之亂) и гражданская война, спровоцированная восстанием Хуан Чао (黄巢), сопровождались чудовищными разрушениями и жертвами, не знавшими сопоставимых в китайской истории вплоть до Тайпинского восстания, а в мировой — до Первой мировой войны. Еще в 870-е годы Чанъань был крупнейшим городом Земли (население столичной метрополии достигало 2 млн человек), но за следующие тридцать лет, пока по стране гуляли шайки бандитов и армии претендентов, его дважды разоряли, да и правительственные войска, наводившие иногда конституционный порядок, от них не отставали. Как сообщают Заново составленные пинхуа по истории Пяти династий,
Воззвание было обнародовано в четвертом месяце, и слава императорских войск гремела вновь. Тан Хунфу со своим войском стал лагерем севернее реки Вэй, Ван Чунжун расположился в Шаюани, Ван Чуцунь — в Вэйцяо, Тоба Сыгун — в Угуне, а Чжэн Тянь раскинул лагерь в Чжоучжи. И вот на них двинулся с войском Хуан Чао. Тан Хунфу закрепился в Лунвэе, развернул строй спиной к реке и принял бой. Хуан Чао несколько раз подряд потерпел поражение и отвел свои войска на восток. И вот уже отряды Чэн Цзунчу первыми вступили в Чанъань. Тан Хунфу вместе с Ван Чуцунем во главе отборного пятнадцатитысячного войска вошли в город вечером. Приветствия жителей сотрясали землю, и каждый бросал кирпич или черепицу вслед бегущим частям Хуан Чао. Тан Хунфу и другие военачальники отпустили солдат на отдых. В награду за труды правительственным солдатам было разрешено грабить склады с продовольствием.
Разбойник Хуан Чао, тогдашний самопровозглашенный император Ци, бежал было из столицы, но вскоре приободрился и неожиданным ударом захватил ее снова. Ударов в спину от горожан Хуан не забыл, а потому велел своим войскам вырезать все население, еще не пострадавшее от “каникул” правительственных войск.
В результате слаженных действий армий империи Тан и Хуан Чао столичная агломерация Чанъаня к середине 880-х пострадала столь сильно, что сельское хозяйство в деревнях, кормивших столицу, фактически прекратилось.
Масштабы разрушений были, вероятно, сопоставимы с падением Трантора, столичного мира Галактической Империи Айзека Азимова, куда “каждый день огромные флотилии звездолётов доставляли … продукты из двадцати сельскохозяйственных миров”. Так, Сыма Гуан в Цзычжи тунцзянь (資治通鑑) отмечает, что солдаты Циня Цзунцюаня ( 秦宗權), военного губернатора-цзедуши (節度使), переметнувшегося в 883 г. от империи Тан к повстанцам Хуан Чао, в окрестностях Сянъяна (襄阳) и Чанъаня нередко подстерегали в засадах обездоленных местных жителей, убивали и ели их.
О мотивировках восстания Хуан Чао, впрочем, есть версия вполне поэтическая: не спор с подмазанными чиновниками из-за доходов от контрабанды соли, а несправедливость при распределении экзаменационных квот и нехватка средств на общественный транспорт. Она изложена в уже цитированных Заново составленные пинхуа по истории Пяти династий. Внимательные читатели найдут здесь отчетливое стилистическое сходство с лучшим периодом писательской карьеры Юлии Латыниной, и оно не случайно.
Так как Хуан Чао не прошел на экзаменах, он проверил свою дорожную суму — и десяти дней не пройдет, как она опустеет, а заработать какие-нибудь деньги он не умел. Как говорится: иссякнут деньги в изголовье, и молодец лицо потеряет. В то время стояла осень, и опечаленный Хуан Чао, конечно, не преминул написать стихи.
… Дописав стихотворение, Хуан Чао увидел, что полил холодный осенний дождь и поднялся осенний ветер. Он подумал, что до дома несколько тысяч ли и добраться туда денег не хватит, а он ни известности не достиг, ни удачи не добился…
… Услыхав это, Хуан Чао невольно прослезился: «Какая счастливая встреча, уважаемый дядюшка! — сказал он. — А я ведь из Цаочжоу. Из-за того только, что отправился я на экзамены в Чанъань, теперь скитаюсь на чужбине. На дорогу у меня ничего нет, поэтому не могу вернуться домой. Повстречался я с тремя братьями Чжу, они предложили мне заняться нынче ночью не совсем чистым промыслом. Позвольте уж передохнуть немного в вашем доме и перекусить, а вечером мы уйдем отсюда».
«Э, так не пойдет! — отвечал Шан Жан. — У меня тут собралось пять сотен отчаянных молодцов, каждый тверд, как алмаз, и храбр, что Цзылу, и, если бы вы стали нашим старшим, можно было бы выбрать день и уйти отсюда. В пути кого-нибудь убьем или ограбим, но зато не пройдет и десяти дней, как мы будем дома и повидаемся с родителями».
После того, как восстание догорело, немирие в Китае продолжилось, а в 903 г. Чжу Цюаньчжун (朱全忠), будущий основатель династии Поздняя Лян, приказал отселить большую часть населения Чанъаня вместе с танским императором Чжао-цзуном в Лоян. Еще через десять лет произошел новый перенос столицы, в Кайфын. Казалось бы, ничего непоправимого не произошло — обычная мальтузианская спираль династического цикла. Но по каким-то причинам четырнадцатой имплементации столичных функций Чанъаня так и не случилось.
Большую часть дальнейшей истории Китая, от Поздней Лян до Си Цзиньпина и пандемии карантинов, столицей служил Пекин, хотя объективно это не очень удачное место — далеко на севере Великой Равнины, с довольно неприятным климатом, близким к резко континентальной субтропической разновидности, а в последние десятилетия — и с очень серьезным загрязнением воздуха.
Что же до Чанъаня, то возникший на его месте Сиань ныне имеет статус лишь города субпровинциального значения, хотя его население превышает 13 млн. человек, а сохранность средневековых крепостных стен, возведенных основателем династии Мин Чжу Юаньчжаном, исключительная. Глядя на них, легко поддаться иллюзии, будто это и есть укрепления великого Чанъаня или даже Сяньяна, столицы Первой Империи.
В действительности дошедшие до нас циньские постройки этой местности, руины переднего зала дворца Эпан (阿房), расположены на другом берегу реки Вэй и выглядят куда менее внушительно: их вполне можно перепутать со стройплощадкой очередного жилого комплекса по программе «Молодежи — доступное жилье».
