Silent leges enim inter arma

Джин Вулф, Домашний очаг (Home Fires, 2010)

Я был нанят для выполнения какой-то работы, но даже не знал, какой именно. Я вычерпывал ведрами нахлестанную воду, а потом выплескивал ее на приставшую к палубе кровь. Я тянул веревки, ни к чему, казалось, не привязанные, или, скорее, крепко привязанные к невидимым, неподвижным предметам намного выше такелажа. Я был вынужден постоянно следить за поверхностью моря с бушприта и кормы, с клотиков мачт, с просторной крыши рубки, но когда звездолет, сияя раскаленной обшивкой, с громовым шипением вонзился в море далеко от меня, я не сказал об этом никому.

Джин Вулф, Пятая голова Цербера

При взгляде под определенным углом почти любая работа Джина Вулфа может быть прочтена если не как детектив, то как шарада, ребус, специально разработанный для стимуляции серых клеточек в читательском мозгу. Вот только Вулф, в отличие от Конан Дойля и Агаты Кристи, работал в век атома, робототехники, космических полетов и биотехнологий. И понимал, что даже смерть не освобождает набор этих клеточек от угроз уникальности, а читателя — от гибридизации с недостоверным рассказчиком. Однако романы последнего десятилетия жизни, менее экспериментальные и (по счастью) тщательней очищенные от религиозных коннотаций, чем тот же цикл о Северьяне, уж совершенно точно попадают в редкий и ценный субжанр — научно-фантастический детектив, порождаемый перекрестным опылением нуара и киберпанка.

Демиург, истопник и недостоверный рассказчик Домашнего очага Скип Грисон — адвокат по профессии (эту книгу в соседней истории сильно согласованной стопки мог бы написать Джон Райт, и очень вероятно, что Скип многое почерпнул от него), старший партнер самой богатой юридической фирмы Североамериканского союза, скоро отметит юбилей сомнительной ценности: двадцать лет пребывания в брачном контракте, за все время которого он ни разу не делил постели с контрактой, а перебивался услугами безотказной и хладнокровно-лояльной секретарши.

Ведь его избранница на войне с экзистенциальным и безликим врагом, откуда отпуска обычно не дают — выбирать приходится между смертью и отставкой.

Но вот желтое уведомление заставляет Скипа развернуться спиной к зеркалу и осознать, что Шелль Си Блю совсем рядом: через считанные дни прилетает в челноке на Землю из страны Оз, вернее, озов (то ли закадровые инопланетяне то ли сами себя так называют, то ли озвучка Коулмена… простите, Фрэнка Баума постаралась).

В согласии с действующим законодательством посредством данного мастпринта уведомляем вас, что старший артиллерист Блю вернулась из внесистемного пространства. Старший артиллерист Блю пройдёт процедуры обработки и интервьюирования, после чего получит один год сорок один день отпуска, накопленного за время службы.

И если для него миновало двадцать лет, а квартира-студия в бедняцкой высотке

сменилась пентхаусом,

то героиня войны, старшая артиллеристка Блю, милостью Эйнштейна-Лоренца по-прежнему на третьем десятке. В таком возрасте откровенно лень греть кости у домашнего очага мерзкой бостонской зимой. Айда на карибские пляжи?

Тем паче Шелль пишется Chelle, но произносится именно так: как “раковина из моря синего”.

Круг проблем, поднятых в книге, настойчиво отсылает к Пятой голове Цербера, мир которой так же химеричен в сочетании низких и высоких технологий, парусов и сверхсвета, рабства и генетически гарантированного бессмертия, искусственного и естественного интеллекта.

Воскрешенная за деньги Скипа мать Шелль, воплощенная в женщине по имени Вирджиния, столь же мало соотносится со своим оригиналом, Ванессой Хеннесси, как Мистер Миллион — с Джином Вулфом, но незаметны эти различия только членам ее семьи? А постойте, Шелль ведь развелась с родителями и теперь официально может пригласить отца на свидание.

Будем откровенны, стоило сперва пробить привычки, слабости и предпочтения Шелль Си Блю по правительственным базам, если не по собственной памяти, прежде чем оплачивать реанимацию Ванессы. Действительно, кто бы мог предположить, что Шелль ее искренне, от всей души ненавидит. А погодите, от какой души?

Тело и разум Шелль сильно пострадали на войне, привычки, в том числе сексуальные, претерпевают все более странную и местами грозную метаморфозу.

Тёмная фигура позади Ахилла водрузила толстую короткую свечу на голову попрошайки и зафиксировала её там.

— Если хочешь получить пушку, которую держишь в руках, — обратилась высокая женщина к Шелль,— тебе придётся загасить пламя.

Оружие поднялось— движения были почти небрежные. Шелль покрепче ухватила приклад и выстрелила гораздо раньше, чем ожидал Скип.

Свеча погасла, и высокая женщина произнесла:

— Это мой подарок вам обоим.

— Спасибо! — Шелль широко заулыбалась. — Большое вам спасибо! Теперь мы бы хотели оружие для моей матери купить.

Ко времени прилета Шелль Евросоюз (или то, что называется этим термином, включая, между прочим, Ямайку и Гренаду) подконтролен законам шариата, Россия и некоторые азиатские страны, как у Оруэлла, объединены в сверхгосударство — Большую Остазию, североамериканские фанаты огнестрела загнаны под одну шконку с казанскими школотронами, судьям разрешено проносить на процессы личное оружие, в филиале крупного босвашского банка не сыскать трех тысяч без предварительного заказа, истощение земных ресурсов достигло предельной точки, широко используются парусная тяга морских кораблей и мускульная сила фактических рабов, скорость передвижения на частном транспорте ограничена значением 35 км/ч, а на общественном — вдвое большей величиной. Зато личностные конструкты запросто сохраняются на кнопочные мобильники.

— А что, если мы их не нагоним?

— Отправляемся к Эспаньоле. Там должен быть аэропорт, и если удача улыбнётся нам пятерым одновременно, получится заказать чартер до следующего порта на маршруте круиза.

— Причём должен ещё подвернуться самолёт, способный столько топлива выжрать…

— Ты совершенно права. А это означает, что нам должно фантастически подфартить. Если вообще получится это сделать, затея обойдётся в целое состояние.

Благодаря таким деталям книга, печальная, мрачная, местами переусложненная до вычурности, уверенно мутирует в текстовую расшифровку аудиодневника чужих снов, из которой вымараны армейскими цензорами мгновения перехода от яви к грёзам и обратно.

Человек, заступивший Ахиллу дорогу, мёртв. Так говорит Ахилл, и я ему верю, или, во всяком случае, верю, что он говорит искренне. Мертвец стоял за ним, он был выше Ахилла, удерживал его, чтобы не дёргался. Какой смысл мертвецу бояться пули Шелль? Он уже мёртв.

Или, во всяком случае, полагал, что мёртв.

Армия ли — род смерти во сне, или смерть — род армейской вербовки в ряды воинов сна?

Ведь даже имя планеты, за которую сражается с безликими инопланетянами (а инопланетяне ли это? власти скрывают) Шелль, может быть прочтено двояко. То ли это Йоханна, колонизированная выходцами из скандинавских стран. А то ли Геенна… Мало ли какие метаморфозы могли претерпеть письменные европейские языки в мире, который перестал быть плоским и глобальным?

Чтобы Земля уцелела, её охотно преобразуют таким образом, что и спасать-то нечего будет. По счастью, между планетами Человека еще действует межбиблиотечный абонемент.

Хотя бы до конца войны.

LoadedDice