Red piller of autumn

Майкл Муркок, Город в осенних звездах (The City in the Autumn Stars, 1986)

Как и в случае с У врат преисподней ветрено, львиную долю априорной притягательности книге придает отменное название (я вспоминаю о нем всякий раз, поднимая глаза к осенним небесам).

И, в точном соответствии давно наметившейся тенденции, наши с дедами-муркоковедами оценки обеих этих книг сильно расходятся. Не до законченной оппозиции Устройства с Центавра, которое я считаю лучшей работой М. Джона Харрисона, а он сам, судя по письмам, худшей… но тоже значительно.

Как и У врат преисподней ветрено, данную работу полезно перечитать в канун судного дня Демократической партии США (где нынче проживает Муркок), которой почти гарантировано разгромное поражение на промежуточных выборах в Конгресс 8 ноября. В данном случае причиной тому не фигура Огненного клоуна (он уже показал себя шесть лет назад и будет вызван на бис в 2024-м), а назойливая повесточка борьбы с мачизмом и “гендерных исследований”, которая в последнюю пятилетку сквозит из всех щелей и недавно стала активно покорять Рунет: загляните на досуге в запрещенные федерал-имперским цензурным ведомством издания типа DOXA, где по каждому абзацу, словно при игре в сапера, разбросаны опциональные обоегендерные формы, плохо уживающиеся со славянской флексией.

Муркок вышеозначенную повестку ухитрился предвосхитить (и с печальными шутками экипировать на фронт культурных войн) за тридцать-тридцать пять лет до того.

По определению самого Муркока, цикл о фон Беках (куда с недавних пор занесены и У врат преисподней ветрено) посвящен анализу исторических сдвигов восприятия мира людьми и инструментов манипулирования этим восприятием. Неудивительно поэтому, что работы цикла помещаются обычно в переломных точках истории, пополняя каталог ответов на излюбленный Муркоком вопрос “Какова точная природа катастрофы?”

Для 2022 (в другой записи — Z0ZZ) Года Джекпота, бесспорно, не найти вопроса актуальней!

Пес войны и боль мира, которого лучше прочесть раньше этой книги, рассказывает о переходе от Века Религии к Веку Рациональности, а Город в осенних звездах должен был исследовать следующую трансформацию, от Просвещения к индустриализму. Вместо этого Муркока унесло на крыльях утки Вокансона, как фанеру над Парижем, в Миренбург и Прагу, прочь от механистического рационализма в социальную драму с элементами эротики и мистики, от готического романа к роману воспитания. Чем дальше, тем тяжелей это читать, тем обидней за красивую и печальную задумку пикарески, утопающую в вязком болоте объективации гендерной идентичности. “Поскольку я уже некоторое время не писал фэнтези ради денег, то забыл об изначальной цели этой формы”, сетует Муркок.

Я пытался заставить [Манфреда] фон Бека понять положение женщин в Европе 1793 года, поставив его в это положение,

стыдливо признается он. Насколько трудно в плутовском романе с элементами готики и оккультизма прописывать эволюцию недостоверного рассказчика (Город в осенних звездах — прежде всего мемуар мегаломана) в Великие Гермафродиты?

Оно ведь не знает, кто оно, мужчина или женщина, и описывает свои чувства так, что читателю это также представляется неоднозначным. Мир воспринимает его как мужчину? Оно ведёт себя как мужчина. Мир воспринимает его как женщину? Оно пользуется силами или проявляет слабости женщины. То, к чему оно было привычно мужчиной, не так просто дается женщине.

Возможно, с этой задачей лучше справились бы Майринк, ле Гуин, Энн Лэки или даже Баркер, восставший из производственного ада.

А Муркок для нее слабее пригоден, особенно когда им овладевает та же идея фикс, под влияние которой периодически попадал Харрисон: отречься от фэнтезийной и вообще фантастической первоосновы творчества, чтобы обрести более сытные пажити за стенами фантгетто. (В 1980-х и позднее по этому сомнительному маршруту катком проехался Бэнкс, но впечатления от Города в осенних звездах, по счастью, остаются куда лучше, нежели после Осиной фабрики.) Женская власть даже в эпоху победоносной гендерной повестки, как у окривевшего на одну хромосому унигендера радхааек Лэки, во многом действительно иллюзорна, мужская — реальна.

Алхимическая власть — воображаема, научная — нет,

оправдывается Муркок, обзывавший НФ “фундаментально идиотской”. Вы уже наверняка догадались, что последует дальше?

Проблема с этим символическим лексиконом такая, что я в него не верю,

жалуется он.

Тематически должна была быть там алхимия, хоть ты тресни, это ведь переходная фаза от магии к науке.

Ну, тогда и жаловаться не стоит, что Манфред фон Бек, дрейфуя “в сторону подчинения, личной, социальной и сексуальной беспомощности”, разгадывает, подобно Вир Коссонт из Водородной сонаты, тайну, которая вообще недостойна была именоваться тайной, пока они с Либуссой не впустили в Мир-енбург Хаос через врата царства теней.

Все буквы открыты, но Грааль конфисковали из подношения Якубовичу еще прежде, чем можно было озвучить заветное слово. А лай караульного пса войны не продублируешь голосом. Остается крутить барабан и переставлять кровати в Борделе на Розенштрассе.

Заметим напоследок, что впечатление от Города в осенних звездах, как и от написанного почти одновременно с ним Дракон не спит никогда, постарались подпортить редакторы, потребовавшие от Муркока и Кука выкинуть по тридцать процентов текста. Дэвид Хартвелл, которому посвящен роман, охарактеризовал первую его версию сердитым: “Может, это и гениальная вещь, но я такую не заказывал!”

Фрагменты, вырезанные оттуда, Муркок одно время планировал собрать в отдельный роман, стилизовав его под ориенталистское фэнтези в арабском антураже.