Behold the Time Traveller

Се человек, каноничная для Новой Волны повесть Майкла Муркока, получившая “Небьюлу”, была переписана впоследствии (исключительно ради заработка) в одноименный роман, мало отличающийся от нее, но растолстевший примерно вчетверо. Муркок в интервью Колину Гринлэнду сообщает о причинах его появления следующее:

Я считал это ошибкой, но Джордж написал письмо и предложил мне денег. Я ответил, что, по моему искреннему мнению, история расширения не вынесет. Я и без того полагал её слишком затянутой. Я считал, что потерял нить. Я вообще не хотел её расширять, а предпочёл бы сократить. Однако он предлагал мне, насколько помнится, тысячу долларов, возможно, даже тысячу двести. Мне эта сумма показалась соблазнительной. Я, конечно же, мог бы ею воспользоваться. И у меня не было возражений принципиального характера.

Итак, расширение повести превратилось для меня в технический эксперимент, притом достаточно утомительный. Я полагал, что могу лишь попробовать расширить воспоминания о детстве.

И вот как я это сделал, показываю: я взял экземпляр подборки лучшей фантастики года и каждую печатную страницу расширил до четырёх машинописных. Переписал и усовершенствовал, но, говоря честно, это просто раздутая повесть. Не очень длинная, в ней, наверное, и сорока пяти тысяч слов не наберётся, а абзацы (по очевидным причинам!) короче, нежели в журнальном варианте.

Чтение его доставляет ничуть не больше удовольствия, чем повести, одной из самых мрачных хроноопер за историю фантастики (особенно на контрасте с написанной на тот же сюжет, одновременно и явно независимо Петлей гистерезиса Варшавского); та навеки западает в память и может определить все ваше отношение к традиционному христианству с его химерическим переосмыслением унизительного орудия казни как священного символа и жертвы, гонимой коллективным бессознательным приверженцев на заклание, как спасителя человечества.

То пронзительно-отчаянный, то бесстрастно-фригидный, изобилующий отсылками к Юнгу и шокирующими приверженца традиционного христианства сценами, роман не получил премий, однако имел коммерческий успех и помог Муркоку профинансировать очередную порцию номеров “New Worlds”. Неудивительно, что спустя несколько лет его уговорили вернуться к распятому было Карлу Глогауэру для Завтрака на руинах— по тем же причинам, по каким Муркок постоянно возвращался к Джерри Корнелиусу, своему мессии (инициалы тоже J.C.) Века Науки и кризиса веры в постсекулярном обществе Долгого Мира (почти восемьдесят лет без большой войны — аномальный срок для Европы; впрочем, не исключено, что этот счетчик вскоре таки обнулится).

Да-да, Карл Глогауэр тоже из этих, Вечных Воителей. Таким образом, и Христос тоже к ним причтен, если считать, что в некоем атемпоральном смысле Карл всегда был Им, а Он — Карлом (аналогично метафизической реализации Не-Бога у Бэккера на основе генетической линии Анасуримборов).

Я в ловушке. Я тону. Не могу быть собой. Я превратился в то, чего от меня ожидают. Не такова ли судьба всех? Не были ли великие индивидуалисты прошлого творениями своих друзей, желавших получить великого индивидуалиста в друзья?

Можно считать, что Карл Глогауэр родился в 28-м, это ничуть не менее точная дата рождения, чем рубеж нашей эры или 1940-й, куда возврата ему нет: машина времени потерпела аварию.

А точно ли нет?

Пролог к Завтраку на руинах, оставшийся неопубликованным и не вошедший, естественно, в русское издание, отказывает Мессии Глогауэру в этой милости. Подобно Элрику, в последней битве он дезертировал из Хаоса, где не мог рассчитывать на ранг выше пешки, и заключил пакт с Порядком, превратившим его в обреченного короля. Глогауэр старается проследовать единственным историческим путем, известным ему по библейской легенде, никуда не отклоняясь. Но все тщетно: путешествие во времени не столько технологический, сколько психологический процесс.

И еще не начал искалеченный телесный сосуд Сына Человеческого портиться в морге у лекарей, выкравших его с креста, а Глогауэр уже марширует дальше по мультивселенной:

Вообразите, что такие люди существуют. Те, кто по вине магии, машины или ментального расстройства не в состоянии долго задержаться в одном периоде времени, их постоянно швыряет туда-сюда по десятилетиям, они постоянно тщатся закрепиться в определённой эре, но волею Богов (или какой-то Высшей Науки, или их Психического Отклонения) им в этом отказано.

Лобковицу принадлежат слова, которые не устанешь повторять: “Борьба бесконечна. Можно надеяться лишь на мгновения покоя в гуще конфликта”.

Карл Глогауэр, вечный воитель (или суррогат) Человека в его поиске Гармонии и (если это не одно и то же) Свободы от Страха, продолжает своё шествие. Он привык к распятиям, а таким качеством наделены немногие из нас.

Впрочем, Муркока я потому и ценю заметно ниже Макдевита, что темпоральные парадоксы Распятия в мультивселенной решаются без единого гвоздя.