Asimov v. Bester
Второй сезон яблочной киноАкадемии подошел к концу, третий же несколько отодвинулся вправо из-за великой голливудской забастовки, но большая часть работы над ним, не считая, конечно, рендеринга на “яблочных” же рабочих станциях, выполнена. Занимайся Apple киновоплощением фанфика Дональда Кингсбери про Вторую Империю, у меня б к ним не имелось претензий по части вытравленного ретрофутуризма — к моменту действия Психоисторического кризиса без квантового сопроцессора вывеску на улице сложно прочесть. Не выдвигал бы я возражений и к ингредиентам салата оливье из сюжетных линий и персонажей классической трилогии: особая прелесть работы Кингсбери именно в том, как мастерски там показано неминуемое “термодинамическое” зашумление истории при ее передаче через модерируемые разными фракциями источники.
Но Apple претендует именно на новую интерпретацию азимовского канона, решительный разрыв с разговорной драмой в помещениях, где ведущие роли отводятся белым цисгендерным курильщикам.
Сообразно такой хуцпе и будет спрошено с нее, и безразмерный селдоновский Склеп как перегруженный оператор ковчега спасения — не самое нелепое изменение канвы первоисточника.
Хотя именно такие детали лучше всего показывают, как изменилась психология создателей фантастики за 85 лет с момента, когда Азимов начинал работу над циклом: в оригинале Склеп ценен как раз неинтерактивностью и аскетичностью технологии, когда Селдон в момент вторжения Мула несет благоглупости, и у всех присутствующих случается ментальный пролапс.
Трудно судить, как отнесся бы сам Айзек к нынешней экранизации. Быть может, куда благосклонней, чем кажется интуитивно: уж что-что, а многочисленные ретконы Азимова никогда не отталкивали. Правда, вмешательство роботов в мир Академии и Галактической Империи даже у самого Айзека получилось неуклюжим, а у продолжателей — чудовищным и эстетически, и этически: особенно омерзительными выведены Дэниел Оливо и сам Селдон у Брина в Триумфе Академии, где Бессмертный Слуга превратился в одного из самых жутких тиранов за всю историю англосферной космооперы, если не фантастики вообще, а Гэри Селдон деградировал до беспомощной развалины, готовой добровольно-принудительно уничтожить бесценные архивы человечества.
Нет уж, после знакомства с санкционированной Джанет и Робин трилогией БББ всяко интереснее наблюдать, куда заведет эту вселенную яблочный огрызок, катящийся по времениподобной геодезической. Пожелаете упрекнуть сценаристов Apple в корявой проработке лора? А вспомните сперва “червоточинное такси”, подаваемое Бенфордом в Страхах Академии к космическому лифту Трантора (явно оттуда же и мигрировавшему в первый сезон сериала) вместо каноничных гиперпрыжков,
или то, как башни и арки Трантора из Академии непринужденно сменяются всепланетными куполами в Прелюдии к Академии — это радикально изменило бы не только вид планеты из космоса, но и, скажем, тепловой баланс экуменополисных аркологий.
Всех этих заусенцев и “сбоев прошивки” могло бы не возникнуть, не соблазнись в 1982-м Азимов баснословным авансом за Академию на краю гибели. Первая трилогия мыслилась законченной антологией: это лучше всего видно из характеристики битвы при Кворристоне в Калганскую войну как последнего значительного сражения времен Междуцарствия, а ведь ко времени действия Второй Академии до обетованной Второй Империи оставалось столько же времени, сколько от третьего крестового похода до Ста дней Наполеона.
Мог бы он от аванса и отказаться: как явствует из нижеприведенного интервью Альфреду Бестеру для Publishers Weekly (1973), миллионы долларов и возможность постоянно проживать в роскошном отеле к тому времени Азимов уже заработал. А доллары те были не чета нынешним, когда госдолг США угрожает переполнением разрядов счетчика близ Таймс-сквер.
Нет сомнений, что Айзек Азимов — лучший из ныне работающих популярных авторов НФ. Лично я считаю его лучшим писателем всех времен. Он энциклопедически образован, плодовит, остроумен, наделен даром создавать иллюстративные и красочные примеры и объяснения. Что придает ему уникальность, так это его статус превосходного ученого— профессора биохимии медицинского факультета Бостонского университета. Ученые нередко оказываются очень хреновыми писателями; полистайте романы Ч. П. Сноу и рассказы Бертрана Рассела, сами поймете. А наш ученый-профессор, Азимов, не только оказался отличным ученым, но стал и великолепным автором НФ. Он близок к идеалу Человека эпохи Возрождения.
Его последняя на данный момент (сто двадцатая) книга, Путеводитель Азимова по науке, изданная Basic Books,— совершенно обязательна к прочтению как любителям науки, так и тем, кого она страшит. Многих беспокоит настороженный вопрос: а что это там в науке происходит, до чего они уже докопались? Азимов отвечает на него с присущими ему остроумием, спокойствием и блеском. Его новый Путеводитель покорит умы даже ленивых, и если такой вот ленивый читатель даст эту книгу своим детям, то, скорей всего, у них не будет проблем с поступлением в университет: Айк в любом может разжечь мечту о научной карьере.
Путеводитель Азимова по науке — новое, третье издание Путеводителя интеллектуала по науке, впервые опубликованного Basic Books в 1960 г. Я спросил, отчего Азимов решил изменить название. Ответ был:
— Хм, тут накопилась целая стопка Путеводителей Азимова и Азимовских сокровищ, пришлось следовать устоявшейся традиции. Думаю переименовать четвертое издание в Новый путеводитель Азимова по науке. Каким будет пятое, не знаю.
Энциклопедия, разумеется, пересмотрена и обновлена. Много всего открыто с 1960 г. Я спрашиваю Айка, в чем состоят изменения. Он страдальчески застонал:
— Пульсары, черные дыры, поверхность Марса, полет на Луну… Рост уровня моря, континентальный дрейф — их я с презрением отверг, готовя первое издание. Понимаешь, когда его готовили, эра спутников только начиналась, а что говорить про их исследовательские программы. Я полагал, что земная кора слишком твердая и прочная, чтобы континенты могли дрейфовать. Я ошибался. Теперь мы знаем, что континенты не плавают по коре: их расталкивают потоки магмы из-под морского дна. А еще кварки…
— Минуточку, что за кварки?
— Гипотетические частицы, из которых могут состоять все субатомные частицы. Сперва, впрочем, надо выделить хоть один кварк в изолированном состоянии. Другими словами, можно считать, что десять даймов составляют доллар, но попробуй-ка разрежь доллар, чтобы найти десятицентовик!
В этом весь Азимов.
Он тут же углубляется в рассуждения о том, почему солнечных нейтрино пока не зарегистрировано в достаточном количестве, о том, как идут биологические часы у животных, о том, что такое тахионы (восхитительная гипотеза о субатомных частицах, способных перемещаться быстрее света) и как провести клонирование.
— А что такого особенного в клоновых культурах, Айк? Это просто потомки одного-единственного индивида. Я много раз выращивал клонов какой-нибудь амебы, когда изучал биологию.
— Нет, нет! Мы теперь пытаемся вырастить неспециализированные клеточные культуры. В смысле, взять клетку брюшной стенки лягушки, оплодотворить ее и получить новую лягушку. Затем, быть может, настанет время, когда полезут за твоими детскими тапочками, соскребут с них клетки эпителия, оплодотворят и выведут целую расу Альфи Бестеров.
— Ужасная мысль.
— Ну да. Но кто тогда об этом будет знать?
Он мощный мужик, пять футов девять дюймов росту, сто восемьдесят фунтов веса, с густой, начинающей седеть шевелюрой, голубовато-стальными глазами, красивыми сильными руками и грубоватыми чертами лица. Он родился в России в 1920 г., а в 1923 г. семья увезла его в Штаты. Не то чтобы с ним при этом церемонились. Все же он достиг Колумбийского университета, где получил докторскую степень за исследования в области химии ферментов.
В 1942 г. он женился. Сейчас у него двое детей. Недавно развелся. Живет в комфортабельных аппартаментах отеля недалеко от Сентрал-Парк-Уэст. Превратил номер в рабочий кабинет, заставленный стеллажами: справочники, папки, горы научных журналов. Работает с девяти до пяти, семь часов в неделю. Без выходных.
— Не-а. Вру. Иногда по воскресеньям выхожу гулять.
— Айк, а ты успеваешь думать за машинкой?
— Ага. Я печатаю с профессиональной скоростью. Девяносто слов в минуту.
— Превосходно. А ты думаешь именно на такой скорости? Девяносто слов в минуту?
— Да, конечно. Делаю два дела одновременно.
Он получает невероятное количество писем от его поклонников из мира науки и фэндома. На все отвечает. Дети часто просят его разрешить споры с учителями-предметниками. Азимов морщится, вспоминая ужасную ошибку, которая вкралась в первое издание Путеводителя. Студент использовал ошибочную статью в споре с преподавателем:
— Азимов всегда прав!
Азимову пришлось написать: Иногда Айзек Азимов остается в дураках.
Иногда он получает письма от психов.
— Был парень, который просто обезумел, узнав, что я не считаю Николу Теслу величайшим ученым всех времен и народов…
Было одно— только одно — письмо от антисемита. Он счел, что я слишком много внимания уделяю Эйнштейну. По его мнению, Эйнштейн кругом ошибался, да и в любом случае стырил свои идеи у лиц нееврейских национальностей. Разумеется, я не стал отвечать на это письмо.
Память у Азимова, по его собственному сравнению, цепкая, как стальные тиски. Это его скорее раздражает.
— Я умудряюсь запоминать тем лучше, чем меньше проку от этой информации. И попробуй потом выкинь ее из головы! Как-то раз мой друг мимоходом упомянул старую песенку, Бульвар разбитой мечты, и я ее для него спел.
И будь я проклят, если он не принялся напевать ее для меня, ужасно фальшивя.
— Видишь? — улыбается Айк.— Еще пять нервных клеток впустую!
