Rods from hazel grove
За неделю, прошедшую после испытания баллистической ракеты не то межконтинентальной (в облегченном варианте), не то средней дальности над Днепропетровском, Рунет, Юанет и англосфера испытали нашествие диванных и странствующих экспертов, которые всячески подтрунивают над проектом “Орешник” и апеллируют к закону Годвина путем сравнения этой ракеты с вундерваффе Третьего Рейха, а то и просто истерят. Конечно, трудно было ожидать чего-то иного от публики, которая, как правило, считает научную фантастику неполноценным жанром, ведь именно в НФ уходят корни проекта “Орешник” — даром что психоисторическая проекция стола для совещаний Федерального Императора заставляет заподозрить в причастности к ракетостроительству великих детективщиков прошлого.
На самом деле удар “Орешника” по Южмашу можно считать дебютным испытанием кинетического оружия — своеобразным переосмыслением на минималках проекта “Тор” времен начала Первой Холодной войны, где предполагалось сбрасывать с низкой околоземной орбиты на скоростях около 10 махов (без предварительного разгона занятие это безнадежное) вольфрамовые стержни размером с телеграфный столб.
Наверняка мой бывший собеседник по переписке Джерри Пурнелл, в ту пору еще не известный фантаст и блоггер, а простой секретный сотрудник “Боинга”, испытал бы смешанные чувства, но в целом скорее огорчился бы, что экспериментальная проверка его предложений выпала (во всех смыслах слова) безвинной стране, выступающей обреченным прокси-брандером НАТО с подачи полоумной неоконсервативной фракции в Демпартии США.
Оценки эффективности этого оружия разнятся, в основном потому, что сколько-то широкое боевое применение кинетических снарядов угрожало бы израсходовать весь вольфрам в доступных на поверхности Земли месторождениях, а ведь 70% запасов приходятся всего на пять стран, включая Федеральную Империю и фактически союзную Китаю Монголию. Однако в отчете ВВС США Hypervelocity Rod Bundles (2003) вычислено, что сравнительно небольшой кинетический снаряд из вольфрама площадью сечения 1.83 кв. м., прилетающий на скорости в 10 махов, обладает кинетической энергией, эквивалентной 11.5 тонн ТНТ. Энергия “Орешника”, следовательно, вполне может оказаться достаточной, чтобы серьезно повредить или уничтожить как умеренно заглубленный подземный цех, так и убежище на случай атомной войны.
Для этого, как я подчеркнул в ответе недоумевающему Дмитрию Колезеву, не требуется снаряжать его взрывчаткой.
Наиболее последовательное описание того, как могли бы использоваться кинетические бомбардировки в Третьей мировой войне, ведущейся неядерными средствами, находим, однако, не у Пурнелла или его постоянного соавтора Ларри Нивена, а у куда менее известного даже в англосфере Марка Стиглера — в Праще Давида. Это весьма актуальное, как по нынешней истеричной обстановке прокси-Третьей мировой за Разделенную Украину и репетиций (пост)апокалипсиса, произведение я рекомендую прочесть всем, кто интересуется киберпанком и политическими НФ-триллерами 1980-х — ведь там частенько описывается, с разной степенью неприятной ретрофутуристической правдоподобности, грядущий конфликт НАТО и ОВД в Европе.
У Стиглера “дилеммой безопасности” — сродни той, какую пытаются сейчас решать непомерно догматичные и/или трусливые политические карлики, клоуны, наркоманы и людоеды во главе Федеральной Империи, США, ЕС и Разделенной Украины, — мучается человек, на счастье обитателей вселенной романа, умный и совестливый: президент США Хайлан Форстил.
До войны в Европе, до Срыва Пламени, штаб не годился бы для этого совещания. Прежде, чем случился Срыв Пламени, его сочли бы слишком опасным: советские подлодки курсировали на расстоянии шести минут лета ракеты до Вашингтона и пентагонского штаба. Если бы советские подлодки не были уничтожены на войне, Хайлан не мог бы и надеяться исполнить свой уязвимый план…
… Камера переключилась на усиленное изображение в видимом спектре, с разведспутника. Спутник проследил судьбу простого бетонного диска, заканчивавшего свой путь в тысячах миль от орбиты и наблюдателей.
Под бетонным диском мерцала плотная земная атмосфера, и казалось, что он колеблется и вихляет, слабый до анемичности и бесполезный. Серовато-белый материал снаряда производил скорее призрачное, чем угрожающее впечатление: рукой махни— и в сторону отбросишь.
Вылетела стрела света и ударила в привидение, развеяв обоюдную иллюзию. Стрела исчезла так же стремительно, как появилась, оставив по себе мелкую темную яму под бледным облачком пыльных теней. “Гвоздодер” поразил ракетную шахту Советского Союза.
Новая стрела света рассекла изображение и исчезла за дальним его краем: промах.
И еще одна стрела полетела вниз, оставив вторую яму на поверхности диска: попадание.
И еще один промах.
И новое попадание, в срединную точку между двумя предыдущими. Поверхность диска полностью исчезла под тучей обломков, которая спустя миг улеглась. Тонкие, как волоски, линии разлома, оставшиеся после двух предыдущих попаданий, слишком тонкие, чтобы даже прецизионная точность кристаллооптики разведспутника позволила их заметить, теперь проявились отчетливо на изгрызенной крышке ракетной шахты.
Но крышка устояла; ни одна линия разлома не пробила ее полностью, ни один снаряд не добрался до глубин ужаса внизу. Требовалось еще как минимум два диска, чтобы покончить с этой шахтой: один, чтобы снести поврежденную крышку, и второй, чтобы поразить обнажившиеся глубины шахты, зачистить чудовищную боеголовку кинетическим скребком. Однако лишь один “гвоздодер” поразил эту цель. Хайлан беспомощно наблюдал, как последняя стрела света промахнулась.
Они отвели на каждую шахту по шесть снарядов метели: два, чтобы пробить крышку, один, чтобы уничтожить боеголовку, один на случай промаха и два просто для надежности. Три промазали, потребовалось четыре, чтобы пробить крышку. Оплошность такая болезненная, что она толком не осознавалась: агония не терзала разум, а отупляла его.
Хайлан больше ничего не слышал, кроме гула в своих ушах, и от этого казалось, что в комнате воцарилась тишина. Разум метался по кругу, прочерченному величайшими его страхами. Уничтожение мира, подумал он, уничтожение всего мира — вот что мы затеяли.
Кровь зашелестела в ушах. Он сосредоточился на дыхании, ставшем работой, и позволил глазам отдохнуть на приглушенной окраске деревянных панелей, отсек зрение почти от всех раздражителей. Он дышал.
Спустя долгое мгновение (он не знал, насколько долгое, и не осмеливался задуматься, сколько еще ему отведено таких мгновений) Хайлан начал поиск альтернатив всеобщей гибели. Несомненно, Советы понимают, что если сейчас выпустить ракеты, Хайлан ответит. Даже сейчас спазматически-рефлекторный ракетный залп не в интересах СССР. Но что, если бы Хайлан мог предложить им альтернативу, что-нибудь, насытившее бы их естественное стремление к возмездию, чтобы они не обратились к этой конвульсивной реакции даже вопреки своим собственным интересам.
А что им можно предложить? Он об этом думал, часами напролет размышлял в компании Натана и десятка других, чьему мнению доверял. Но ни одна альтернатива его не устроила. Он мог предложить дальнейшее сокращение американского ядерного арсенала, мог пообещать ускорить его, провести за пару дней вместо нескольких месяцев. Но он почему-то был уверен, что Советы это не устроит…
… Хайлан поднял голову и увидел на экране новую последовательность атак на ракетную шахту. На сей раз стальная метель била без промаха, безмолвно и прецизионно: удар в самую середку крышки, от которого по той разошлись хорошо видимые трещины; второй удар, выбросивший в воздух бетонные обломки; третий, ударивший в новообразованное отверстие и стесавший конус на носу ракеты, точно тесаком для мяса; четвертый, убравший со своего пути большую часть мусора и пронзивший ракету до самого ее смертоносного нутра. Этот второй смертельный удар воспламенил ракетное топливо, и в ночь, из которой явилась метель, ударили свет и пламя, а потом успокоились, потускнев до угольев глубоко в недрах шахты, некогда достойной называться ракетной.
Хайлана сотряс долгий судорожный вздох.
Генерал Хансен приказным тоном спросил:
— Соотношение точных ударов к промахам?
Он подался вперед, кося глазом на бурлившие в углу экрана цифры.
— Примерно двадцать к одному?
Офицер, отвечавший за обновление данных на стенодисплее, кивнул.
— Да, сэр.
Любопытно отметить, что прогноз Стиглера относительно уровней боеготовности ядерного арсенала русских — не более двух с лишним тысячи боеголовок — неплохо выдерживает проверку нашим вариантом реальности, если учесть, что действие романа и происходит где-то на рубеже 2010-х и 2020-х. Обычно считается, что у каждой из двух главных мировых ядерных держав около 1.5 тыс. активных боезарядов из примерно 7 тыс. общего их числа, плюс еще некоторое неопределенное количество тактических. На момент же создания романа у СССР насчитывалось около 35 тыс. ядерных боезарядов.
Впрочем, мы с вами живем не в реальности Пращи Давида, а в мультивселенной Соловьев, где новым наследником престола Федеральной Империи недавно был назначен Денис Мантуров. Хотя, учитывая, что произошло это, по версии профессора Соловья, аж на 1701-й день после вторжения в Квартал-95, легко заподозрить значительные темпоральные сдвиги и дислокации при переписываниях реальности операторами валдайского аксолотль-холодильника. Куда до них зететикам Стиглера с их Дуэлью Информированных Решений.
Цвета главного экрана затанцевали, в стробоскопическом темпе менялись оттенками подчеркнутые красным оплошности и зеленым — дедуктивные выводы. Новая цветовая кодировка демонстрировала, что в сценарии неядерного упреждающего удара структура более раннего аргумента разваливается.
Конечно, это не означало, что упреждающий удар нужно нанести, это лишь означало, что доказать его ошибочность невозможно.
