Benefit of redoubt (II)

В сегодняшней публикации, продолжающей вчерашний зачин перевода повести Мартина Изитта За Стену Ночи, вы узнаете, как менялся корабль поколений “Вечность” за двести с лишним тысяч лет после отлета с Земли, и вместе с юным постовым Последнего Редута Мификом получите производственную травму из разряда тех, какие навеки избавляют обладателей Y-хромосомы от угрозы электронного реестра мобилизационных повесток. При условии, конечно, что они люди, а не недолюди или Ночные Гончие.

Ниже публикуется третья часть произведения.

Мы находили похожие миры: поначалу редкие, затем, с мерным ходом тысячелетий, всё более частые. Уничтоженные расы, мёртвые планеты, кружащиеся около умирающих светил.

На некоторых планетах следов гибели не обнаруживалось вовсе, только пустующие обители. Быть может, местные жители сбежали от разорителей своих миров, а может, никого не осталось там, кроме привидений. А в некоторых случаях приходилось заключить, что туземцы выбрали путь самоуничтожения, предпочтя его той угрозе, какая преследовала их — какова бы ни была её природа.

Постепенно число мёртвых миров увеличивалось. Я понимал, что больше не справляюсь в одиночку.

Двести тысяч лет минуло (большую часть этого времени я провёл в гибернации), и мы с Сарой снова обрели друг друга.

Однако перемены были неизбежны. Внутренне “Вечность” значительно отличалась от архаичного корабля, покинувшего Землю так давно. В ту пору процессы, ныне обеспечивавшие корабль энергопитанием и позволявшие ему ускоряться, не были даже доступны воображению. К настоящему моменту раскинули сенсориум, и, пускай весьма несовершенный, он уже предоставлял такие возможности, что я диву давался, как мы без него сносили долголетие. Мы бессмертны, но остаёмся людьми, и, следовательно, подвержены человеческим слабостям и недостаткам. Ментально мы, Хранители, начинали терзаться продолжающимся существованием.

Эмоциональная индивидуальность нас сковывала.

Если и принёс сенсориум нечто неприятное, так это — усилившееся отчуждение от Постоянных. В наружном хабитате перемены наступали не лучшие. Объём мозга у Постоянных постепенно уменьшался. Они регрессировали к племенной ментальности.

Этика воспрещала нам вмешиваться, покуда Постоянные не представляли угрозы кораблю. Но по мере этого регресса технологическое развитие их также пострадало, и потенциальная угроза умалилась.

Тем не менее я был бессилен стряхнуть нарастающее беспокойство. Как если бы то, что творилось со Вселенной снаружи, неким образом прокралось внутрь. Сны, которые я видел, внезапно показались мне слишком важными, чтобы продолжать игнорировать их. Я, конечно, уже рассказал о них Саре, пленил её воображение историями Ночной Земли, поведал о бледнокожих смельчаках, с отчаянной храбростью оборонявших Редут от крадущихся во тьме бестий. Но никакого большего смысла я в эти истории не вкладывал. Истории. Фантазии, сочинённые моим подсознанием в состоянии, когда его функционирование практически останавливалось.

Мы с Сарой в своей каюте, ещё не выпутались из простыней, всё ещё парим на волнах любви. Нервозарядники в ткани временно ослабили интенсивность воздействия, позволяя нам восстановиться. Разум мой затуманивало остаточное эмоциональное единение по сенсориуму. Когда линк впервые пробросили, нам не терпелось поэкспериментировать. Нам чуть мозги не выжгло от наслаждения. После этого мы продолжали уже с большей осторожностью, пока не выучили эмоциональные протоколы.

У меня была привычка без устали болтать после секса о всяких пустяках, такой метод я использовал, чтобы купировать притупляющие эффекты усиленных оргазмов. От этого Сара смеялась и иногда возбуждалась снова.

Я лежал на спине, всё тело ещё покалывало, в мозгу словно бы искрило от гиперстимуляции нейронных путей. Сара обвилась вокруг меня, мечтательно заглядывая в лицо и нежно потираясь своей промежностью о мои бёдра в надежде снова меня возбудить. Но я не сумел вырваться из раздумчивости, которая овладела мной, не отреагировал и продолжил смотреть в потолок, доискиваться слов, какие могли бы передать ей мои подозрения, не возбудив при том иных: подозрений в том, что у меня мозги только что перегорели.

В конце концов, поняв тщетность своих попыток, Сара сдалась, умостила голову на руке и спросила меня, в чём дело.

— Я снова это почувствовала, сильней, чем когда-либо прежде. Чего ты страшишься? Поговори со мной.

Я сперва не дал ответа. Она продолжала исследовать моё лицо, ища в нём ключей к разгадке.

Я продолжал колебаться; я её почти боялся, боялся того, что она подумает: не решит ли, что я впадаю в безумие, в некую форму психоза? Мне так и виделись продолжительные сеансы принудительных психотестов и терапии.

— А ты веришь в переселение душ? — спросил я, постаравшись придать голосу равнодушие.

Она рассмеялась.

— Какая странная идея для бессмертного. — Она, вероятно, заметила, как переменилось моё выражение, потому что внезапно посерьёзнела. — О, прости, милый. Я не хотела подтрунивать. Ты опасаешься смерти?

— Нет, ну конечно же, нет, — поспешно отвечал я.

Её руки коснулись моего лица, мягкие, влажные, ещё потные. Она потрепала меня по щеке.

— А ты, — спросила она, — веришь в переселение душ?

Настал мой черёд на неё посмотреть. Пытливо. Некогда она была командиром миссии Сарой Рид. Она и поныне ею оставалась, пускай и лишь по имени. Очень немногое в нас оставалось неизменным по прошествии такого срока в сравнении с первопроходцами, покидавшими Землю.

Она уже несколько вахт придерживалась этих модификаций, но её облик всё ещё внушал мне неоднозначные эмоции. Рост её достигал почти двух метров, её на первый взгляд можно было обвинить в крайней худобе. Однако более детальное исследование белокожего стана показало бы сходство с прежней мускулистой женщиной, чьи мышцы словно бы растянулись. Вид у неё был такой, словно её тело стало фарфоровым, сохраняя грацию журавля, без всякого намёка на хрупкость.

Глазам моим Сара представлялась тревожно очаровательной. Длинные чёрные волосы ниспадали на её бледные плечи и длинную спину, обрамляя элегантные черты лица и тёмные драгоценности глаз. Когда мы оставались наедине, она полностью отказывалась от одежды. Я дрожал от возбуждения, видя контраст насыщенных оттенков её розовой промежности и алых губ с белой, как мел, плотью. Она приняла обличье из моих историй, свойственное людям тех грёз, обитателям земель полнейшего мрака, и придерживалась этой формы дольше, чем какой бы то ни было прежде. Я начинал привыкать к её интерпретации моего описания, оставаясь, впрочем, уверенным, что она не вполне точна.

Я не нашёл в себе сил сказать, что, по моему мнению, то была реальность.

— Я тебя люблю, — сказал я вместо этого, — и ты это знаешь.

— Я чувствую.

Она с усмешкой поцеловала меня. Поцелуй перерос в объятие, и на протяжении некоторого времени возможности для осмысленных разговоров не осталось.

Возможно, если бы я тогда что-нибудь рассказал, доверился ей, можно было бы больше совершить для предотвращения случившегося.

По истечении четверти миллиона лет нашего странствия, в пяти тысячах парсеков от Земли, перед нами раскрылась Стена Ночи. Извилистый маршрут наш позволил засеять жизнью около сотни солнечных систем. Теперь Хранителям предстояло погрузиться в сон ещё на пятьсот тысячелетий, а “Вечность” тем временем будет преодолевать беззвёздную пустоту между спиральными рукавами. Конечно, предусмотрено и посменное дежурство: небольшая команда будет наблюдать за кораблём и смертными пассажирами его.

Сенсориум гарантировал, что мы не останемся одиноки в долгой ночи. И я, старше, чем имел право быть любой из людей, отложил в долгий ящик не нашедшие ответов вопросы, смежил веки и погрузился в стоячие ледяные воды сна.

— Откуда явились недолюди? — спросил у капитана Мифик.

Над этим вопросом он размышлял давно, возвращаясь к нему всякий раз, как сталкивался с этими чудовищами и узнавал в них нечто почти человеческое. Озарённые огнём его диска, сверкали крошечные глазки, наливались неприкрытой ненавистью, но видел он в них и кое-что иное, так глубоко погребённое, что существо едва ли сохраняло осознанный доступ туда.

— Кто знает? — ответил вопросом капитан, который и в лучшие-то моменты не был склонен к длинным рассуждениям, а нынешний момент, безусловно, не назовёшь лучшим. Долгий Патруль, числом в сотню душ, отправился в Землю, и теперь возвращались уцелевшие — двадцать три человека. Взвод Мифика занял позицию у Круга, готовясь приветствовать их. Но около часа назад, ещё прежде, чем со Сторожевой Башни заметили орду недолюдей и стаю Ночных Гончих, крадущихся поблизости, Мифик почувствовал неладное: нарастающее ощущение угрозы проникло в его естество через Ночной Слух. Это чувство поведало ему, что бестии пока не заметили два десятка и трёх монструваканов. Пути миграции проведут зверей менее чем за двести ярдов от Круга, прямо наперерез возвращавшемуся патрулю. Сообщение отправилось на вершину Пирамиды, и в Ночную Землю послали Главное Слово. Долгий Патруль залёг в укрытии.

Орда тем временем перемещалась уже в свете Земного Потока: громоздкие серокожие пятнистые формы, порою вперевалку на двух ногах, иногда, припав к земле, на четырёх. Клочья красновато-рыжих матовых волос виднелись из подмышек, росли на плечах и в промежностях, а из выдающихся вперёд челюстей торчали бивни. Под навесами тяжёлых бровей в тёмных впадинах глазниц сверкали кристаллические осколки, поворачивались низколобые головы к свету Круга. В середине орды недолюдей завывали и щёлкали челюстями Ночные Гончие, яростно скалясь на постовых за барьером.

Мифик изучал их со своего безопасного поста и вновь чувствовал ощущение неполноты, источаемое ими. Снова это узнавание, как если бы лицезрел он сейчас гниющий труп, в котором сохранялось ещё некоторое сходство с былым человеком. В них, как и в гигантах Печей и бесчисленных иных искажениях человека снаружи, Первослово оказалось извращено влиянием тьмы, простёршейся в Земле. Случилось ли то же самое с Ночными Гончими и прочими нелюдскими созданиями, населявшими Ночную Землю? Откуда явились они? И что же изменило их столь разительно, в то время как люди Редута сумели сберечь свою человечность?

И внезапно время на раздумья истекло. Мифик почуял нарастание агрессии со стороны орды. Он развернулся к своему капитану.

— Они намерены штурмовать Круг, — прошептал он. Шлем скрывал черты другого, и Мифик не понял, слышит ли его капитан.

— Они могут прорваться внутрь? — отважился он уточнить.

— Маловероятно, — сказал капитан. — Но вспышки способны приманить других тварей, похуже, и тогда наших товарищей, несомненно, заметят.

— Что же мы можем для них сделать?

Голова в шлеме склонилась к нему.

— Придётся нам создать для них проход. Путь домой.

— Но недолюдей там, наверное, сотни, а Гончие… — Ночные Гончие были высоки, ростом почти с человека. Жилистые мускулы, сабельно-острые клыки, как серебряные клинья, ядовитый ихор над чёрными дёснами. Мифика едва не затрясло от нутряного ужаса.

Старший воин положил перчатку на плечо юноши.

— Если б не твоё предостережение, уже пали бы те двадцать три в безнадёжном бою. Многие, вероятно, ещё сложат ныне головы, но те, кому удастся вернуться домой, останутся твоими должниками. Все, кто сражается, боятся проиграть, но ты сегодня получишь преимущество над всеми нами. Спасёнными жизнями ты уже обеспечил себе победу, так что можешь сражаться, не опасаясь поражения.

Мифику от этого лучше почему-то не стало, но он прикусил язык и погрузился в ожидание.

Диск капитана неуловимым движением скользнул в его руку, выдвинулся из рукоятки, закрутились бритвенно-острые лезвия. Орда на каменистой пустоши бурлила, словно единое существо, пронзающее тьму разъярёнными криками и воем. Мифик отстегнул своё оружие с бедра, чувствуя, как энергия диска искрится в каждом нерве руки. Он бросил взгляд на других Постовых. Лицо каждого скрывал шлем, но в позах чувствовалась решимость.

Капитан отдал приказ. Все как один перескочили Круг, невредимыми миновав Воздушную Преграду. Существа на переднем фланге орды мигом заметили их и атаковали. Одновременно к залегавшему в укрытии Долгому Патрулю понеслось Главное Слово, приказание атаковать орду с её тыла.

Взвод Мифика принялся рубить тварей ночи. Земное Пламя извергалось из орудий. Их мигом окружили, и люди построились плотной круговой формацией. Когтистые, унизанные лентами мускулов лапы цеплялись за броню. Щёлкали сокрушающие плоть клыки, могучие туши швыряли себя в прыжки на них. Визжали в воздухе диски, рассекая плоть и посылая окрест ослепительные сполохи белого сияния. За считанные секунды воинов окружили кучи трупов и дымящихся внутренностей. Где-то дальше спешили им на помощь двадцать три союзника, но им было ещё полмили добираться.

А ещё дальше, в Ночной Земле, зашевелились куда более жуткие существа.

В миг потери концентрации соседа Мифика ухватил недочеловек. Устрашающее создание вцепилось тому в запястье и крутануло. Мифик тут же отреагировал, распоров тварь от плеч до зада, но к тому моменту его товарищ уже кубарем летел через головы орды. Он свалился в центре скопища бестий и был мгновенно разорван на куски, не успев коснуться земли. Ночная Гончая загрызла другого, а третьего утащили из формации, и его дёргающиеся конечности пропали из виду. Они быстро лишились ещё нескольких бойцов. Теперь осталось только трое Постовых: Мифик, капитан и ветеран, которого звали Трайг. Построившись тесным треугольником, они продолжали сечу, и каждый был уверен, что падёт следующим.

Двадцать три патрульных прорывались сквозь орду, ни на миг не теряя целеустремлённости. Проложив себе путь к центру уже умалившейся массы тварей, они подхватили троих уцелевших и продолжили пробиваться дальше. Было их двадцать три, а стало двадцать шесть. Мифика внезапно снова выкинуло на открытое пространство. До Круга оставалось менее сотни ярдов. Он пустился бежать, вместе с друзьями надрываясь в последнем рывке к безопасности. Орда гналась за ними по пятам. Твари были быстры, куда быстрей человека. Нескольких, включая Трайга и капитана Стражи, они свалили, не дав достичь укрытия. Мифик уже приближался к Огнекругу, когда его что-то сильно ударило в левый бок. Шок от этого удара распространился сквозь броню и прямо по его телу. Он спотыкался, но продолжал бежать. Ног больше не чувствовал, однако ночной скафандр бежал теперь вместо него, унося к барьеру.

Внезапно повсюду кругом распростёрлась обжигающая зрение белизна. Почти ослеплённый, он ощутил вонь палёной плоти, почувствовал кислый привкус поднимающегося от неё дымка, и даже фильтры ночного скафандра не помогли. Он бежал в буре молний, но пламенные пальцы не задевали его, а разрывали на куски монстров, выплёскивали дымящиеся потроха на каменистую землю. До Круга было уже менее десяти футов. Он метнулся вперёд и пролетел в воздухе горизонтально через Преграду, сильно ударившись. Дух из него выбило вон, он задохнулся и с трудом сел. Затем попытался встать и обнаружил, что не может. Диск в его руке втянулся, оружие замедлило вращение. Люди оглядывались на него, тяжело дыша, плечи их вздымались и опадали.

За пределами Круга каменистую пустошь усеивало омерзительное дымящееся скопище обрубков тел — всё, что осталось от орды. А ещё дальше, едва различимые во мраке, маячили более массивные силуэты, не желавшие продвигаться ближе, раз в обещанной добыче судьба им отказала.

— Как твоё имя, Постовой? — спросил внезапно очутившийся рядом предводитель Долгого Патруля.

Мифик слабым голосом назвал себя.

— Твоё имя будут встречать с почтением по всему Редуту, это я тебе обещаю. — Он потупился. — И выражаю соболезнования. Твои товарищи погибли.

— Спасибо, — ответил Мифик. Он не придумал никакого иного ответа. До него ещё не вполне дошло, что он один выжил из своего взвода. Монструваканы Долгого Патруля, проходя мимо, молча отдавали ему честь оружием, а некоторые выражали признательность словами. Он продолжал трястись. Героем он себя совсем не чувствовал.

— Теперь тобой должны заняться в лазарете, — сказал предводитель Патруля и показал куда-то ниже грудины Мифика. — Иначе ты весь внутри вымерзнешь.

Он посмотрел на себя и впервые увидел рану. Его броню распороло по касательной ниже рёбер, на животе и в боку. Плоть торчала наружу лохмотьями. Виднелась и белая кость, лишь небольшие полоски мышц мешали кишкам вывалиться наружу. Внезапно он почувствовал сокрушительную боль. И завалился назад, но рядом оказалось достаточно рук, чтобы подхватить его.

Его поместили в хирургический бак на время регенерации пострадавших внутренностей. Клыки Ночной Гончей распороли его плоть, пронзили селезёнку, нашинковали внутренности и полностью вырвали одну почку. Позвоночник сильно пострадал, нижнюю часть пришлось заменить протезом. Медики старательно потрудились над ним, прежде чем передать обездвиженную фигуру Госпитальерам для дальнейшего ухода. Спустя ещё неделю его выписали из госпиталя. Он исцелился, но память о ранах сохранилась на его теле. Остаток жизни ему предстояло носить на белой плоти эти шрамы.

Усталость после этого растягивалась до бесконечности. Усталость, пронизавшая его до мозга костей: так, воображал он себе, чувствуешь старость и приближение конца. Медики изучали его и зондировали. После продолжительных консультаций они пришли к выводу, что Мифика коснулась пагуба. При всех возможностях исцелить его от этого поражения было нельзя. Всю оставшуюся жизнь, быть может, станет оно сопровождать его, а возможно, ослабеет со временем. В любом случае, служба на Страже для него закончена.

В следующие несколько месяцев депрессия и сожаление окутали его мрачным облаком. Некоторое время казалось, что чернота души, пришедшая ли из Ночной Земли, порождённая ли обычной жалостью к себе, поглотит его. Но Мифик отличался силой воли и в конце концов сумел примириться со своей новой участью.

Чтобы отвлечься от пустоты тянущихся дней, Мифик начал изучать тварей Ночной Земли. Возможно, коснувшаяся его пагуба послужила неким проводником, поскольку Ночной Слух его теперь обострился до крайности. Он поднимался на высокие амбразуры и подолгу вслушивался в шёпот Ночи. Неустранимое присутствие Стерегущих и Дома Молчания оставалось для него полнейшей тайной, но природу других бестий он быстро постиг и обнаружил, что они не более чем рабы этой тьмы.

Но чаще всего прислушивался он к одному из голосов. Теперь удавалось определить, откуда тот доносится. Голос шёл с юга, с очень далёкого расстояния. Слабые мысли, мысли, ещё не покоробленные тьмой, едва возносящиеся над глубокими неторопливыми водами бесконечной комы. Она видела сны — он был теперь уверен, что это женщина. Или, возможно, вспоминала. И порой ему удавалось сосредоточиться достаточно, чтобы отделить её от фоновых голосов; тогда он улавливал обрывки её воспоминаний. Он видел Вселенную такой, какой была та однажды, много миллионолетий назад, когда небо заполняли бесчисленные светящиеся точки: не могли они быть ничем иным, как звёздами, о коих повествуют легенды и предания.

Мифик задумался, нет ли правды в старых байках. О солнце, которое некогда пылало в небесах, даруя жизнь этому, ныне мёртвому, миру. Что-то очень скверное тогда произошло.

Он внезапно исполнился решимости. Он вознамерился узнать как можно больше и разработать способ привести женщину в Редут.