When gravity falls short of greatness

Незаслуженно малоизвестный в Рунете Джордж Алек Эффинджер, один из основателей киберпанка, первым привнес в него этнографические нотки: впоследствии почин Эффинджера, перенесшего (скорей для собственной безопасности) действие трилогии о Мариде Одране на Ближний Восток из Нового Орлеана, подхватил и успешно развил кругосветкой от Японии до Бразилии Йен Макдональд. К сожалению, Эффинджер всю жизнь мучался проблемами со здоровьем и уже с юности был вынужден писать не столько для заработка, сколько для оплаты больничных счетов.

Поэтому и творческое наследие его невелико по объему, а четвертого романа из цикла о Мариде он завершить вообще не успел, хотя и порывался продолжить трилогию более десятка лет; занятно отметить, что самым премированным произведением в этом цикле выступает не какой-либо из романов, а вещь малой прозы, Кошечка Шрёдингера, напрямую не связанная с миром Одрана (действие повести происходит лет за триста до событий основной трилогии). Впрочем, киберпанковское движение вообще не слишком обласкано жанровыми премиями: иногда кажется, будто премимальные комиссии считают, что весь отведенный киберпанку запас наград израсходован на одного Нейроманта, и как следствие, хронооперы Конни Уиллис собирают Тройную корону в год, когда одновременно с ними номинируются Бэнкс и Гибсон. Стыдоба, да и только.

Впоследствии Эффинджер переписал Кошечку Шрёдингера в роман, который, впрочем, особой популярности не снискал и отсутствует в библиографии Фантлаба — если верить ей, Эффинджер после 1990 года вообще не написал ни одной крупной работы…

Однако Барбара Хэмбли, вдова Эффинджера, знает о его невоплощенных планах больше и охотно делится ими в воспоминаниях о муже.

Джорджа всегда удивляло, что его считают автором научной фантастики.

Разумеется, вполне естественно причислять к НФ человека, начинавшего у Дэймона Найта; к тому же под конец жизни Джорджу случалось пользоваться научно-фантастической палитрой даже в фэнтези. Но лишь приступив к романам о Будайене — Когда под ногами бездна, Огонь на солнце и Поцелуй изгнания, —он полностью переключился в научно-фантастический режим и обрел признание в новом аспекте, как один из отцов-основателей киберпанка.

Будайен возник у него вполне непринужденно, и это важно понимать для оценки Бездны. В натуре Джорджа всегда проступали темные мазки: его увлечение жизнью полусвета и полутьмы, как мне кажется, обусловлено тем, что многие подруги его матери там, в Кливленде, были стриптизершами и проститутками; подростком он частенько болтался в стрип-барах, наблюдая за танцующими девушками. Наверное, потому-то и чувствовал себя так комфортно в темном мире Нью-Орлеана.

Я до сих пор помню, как в первый мой приезд туда мы с Джорджем сидели в баре, болтали с женщиной за стойкой и смотрели на танцовщицу; и тут Джордж наклоняется ко мне и шепчет на ухо:

— А знаешь, ты в этом зале единственная генетическая женщина.

Он зависал в барах между Шартр-стрит и Декатур, потягивая коктейли, болтая с девушками и не совсем девушками, играя в пинбол — порою до самого рассвета. У него завязывались отношения со многими жителями этого мира, включая транса по имени Эмбер, которая однажды привела домой не того мужика, после чего ее нашли избитой в котлету под собственным балконом —мертвой.

Нью-орлеанская полиция, как обычно, не стала затевать расследования.

Обуревавшие Джорджа бессилие и гнев вылились на страницы Когда под ногами бездна. Он поместил действие книги в безымянном мусульманском городе, первоначально придуманном для рассказа Город на песке — впоследствии этот рассказ был переделан в роман Родственники (Relatives), гонорар за который ушел на оплату медицинских счетов,— поскольку некоторые персонажи Бездны списаны с реальных людей, включая местного босса мафии. Но если вчитаться, сразу понимаешь, что на самом-то деле это Французский квартал, возможно, со щепоткой Ист-Виллидж, где Джордж обретался в шестидесятые, бросив Йель. Джордж изучил исламскую культуру со свойственной ему скрупулезностью, чтобы ненароком не оскорбить обитателей мусульманского мира. Он дал почитать рукопись своим друзьям-мусульманам, и так случилось, что ему позвонили из местного общества мусульманского сотрудничества, чтобы поблагодарить за выказанное исламу уважение.

— Однако, — прибавил говоривший, —мы-то либеральные сунниты, а за шиитов я не ручаюсь.

Джордж не планировал продолжений Бездны, но книга стала популярна, и в Bantam его завалили просьбами о сиквеле. Джордж решил посвятить этой вселенной еще одну историю длиною в роман, основанную на смерти его собственного деда, кливлендского полицейского, павшего при исполнении служебного долга. Он считал Будайен первым из созданных им миров, где в полной мере проявились богатство и глубина сюжета, где персонажи вырвались за пределы отведенной им истории и зажили собственными жизнями. Думаю, потому-то мир этот продолжает восхищать и сегодня: он реален.

Главный герой, Марид Одран, восхищает и очаровывает по этой же причине: он реален, как и сам Будайен. Джордж не скрывал, что, как и незадачливого писателя-фантаста Сандора Курейна из более ранних своих работ, писал Марида с себя. Джорджа удивляло, что многие читатели принимают Марида за того, кем сам Марид себя считает: человека умного, хладнокровного, крутого парня, постигшего науку улиц. Но если, говорил Джордж, внимательнее присмотреться к поступкам Марида, отвлекшись от его слов, станет ясно, что он трусоват, не так умен, как себя мнит, и серьезно подсел на наркотики, однако не смеет себе в том признаться.

Как и Джордж… при всей моей любви к нему.

В последние двенадцать лет жизни Джорджу было очень трудно работать. Его мучили хронические боли, которые он глушил алкоголем и наркотиками, депрессия глодала его энергию и мешала сфокусироваться; выпадали дни, когда он бесцельно печатал и стирал одну и ту же пару-тройку слов на экране, и дни, когда он часами писал друзьям длинные письма по электронной почте, и дни, когда он слонялся по Интернету и троллил всех подряд в манере, знакомой по клубам на Шартр-стрит. Сердце разрывалось при взгляде на это, и все, кто был с ним знаком, пытались сделать все возможное…

И, естественно, ничего не помогало. Редко бывает так, чтобы помогло хоть что-то.

Одна из трагедий жизни Джорджа в том, что его великолепный потенциал оказался в значительной мере растрачен впустую; он не стал тем, кем мог бы стать.

Но и тот, каким он стал, автор этих трех романов и нескольких рассказов, с ними связанных,— незабываем. Их мир темен, непривычен и лаконичен, а технологические чудеса двадцать второго века —самая малая из странностей, связующих его обитателей.

Джордж прежде всего достоин считаться искусным наблюдателем человеческого поведения: его пленяли человеческие жизни и то, как они реализуются. Романы передают основной сюжет. Виньетки, фрагменты, обрывки заполняют фон — и в некотором смысле именно фон интереснее всего в созданном Джорджем мире. Вы словно сидите в барах и кафе Будайена в душном неоновом полумраке, наблюдая за прохожими так, как наблюдал, ничего не подозревая, Эрнст Вайнрауб в Городе на песке, как наблюдал Джордж во Французском квартале.

Итак, если вам случилось ввязаться в дискуссию с форумным троллем необычно широкой эрудиции, не спешите наводить на оппонента говномет — как знать, а вдруг по ту сторону экрана великий писатель?

Лучше предложите ему решить исход срача партией в Circuit’s Edge.

LoadedDice