Venus vacation

Несмотря на активный прогресс частных космических компаний вроде Space-X и Blue Origin, руководители которых зачастую отождествляются не только с самим понятием космической гонки 2.0, но и друг с другом, “Роскосмос” пока остается важнейшим транспортным агентством низкого околоземного пространства, и даже баги, достойные начального уровня Kerbal Space Program, не мешают высокой самооценке федерально-имперской госкорпорации. Так, в отчете за 2017 год, размещенном на официальном сайте “Роскосмоса”, сообщается, что за последние годы процент аварийных пусков непрерывно снижался: по сравнению с 2016 годом он упал на 0.2%, по сравнению с 2015 годом — на 2.1%. В документе по каким-то причинам обойден вниманием аварийный пуск с космодрома “Восточный” 28 ноября, о котором выше, и перенос сроков запуска “Союза-2.1а”, предварительно намеченного на 26 января, на более поздний срок. Вообще единственное упоминание “Восточного” связано с планами его использования для запуска “Ангары” в начале следующего десятилетия.

Составители документа отмечают, что 2017-й был “годом 60-летия старта космической эры человечества, когда Россия и весь мир вспоминали и чествовали тех, кто 4 октября 1957 года осуществил успешный запуск первого искусственного спутника Земли, ИСЗ-1”. С этим утверждением, по крайней мере, спорить трудно, как и с тезисом, что в период космической гонки 1.0 результативность русских и американских миссий к Луне и ближним планетам значительно различалась. Если американский космический проект оказался крайне успешным в исследованиях Луны и Марса, то на Венеру опускались только аппараты советского производства. Собственно, и по сей день информацией о том, что в действительности происходит на поверхности Венеры, мы обязаны преимущественно советским зондам одноименной серии.

Венера, как и Марс, разительно отличается от бытовавших о ней в докосмическую эпоху представлений и весьма сходна с традиционным для земных авраамических религий образом преисподней. Быть может, именно поэтому миссии к этой планете в настоящее время не пользуются популярностью при распределении бюджетных средств на космические проекты. Ни НАСА, ни “Роскосмос”, ни Space-X с Blue Origin и Virgin Galactic не проявляют к Венере интереса, ведь людям на ее поверхности природа явно не рада, и терраформирование Венеры представляется выходящим за пределы возможностей даже сравнительно далекого будущего человеческой цивилизации.

За все государства и частные конторы Земли на высокой венерианской орбите сейчас отдувается маленький японский зонд “Акацуки”, история путешествия которого сама по себе достойна технотриллера, впрочем, с относительно счастливым концом. Интерес к Венере в Японии, похоже, не исчерпывается одним этим проектом: к Новому году компания Koei Tecmo выпустила линейку премиальных ковриков для мыши с изображением героинь из игры Dead or Alive Xtreme: Venus Vacation. Правда, венерианки на этих ковриках весьма старомодны, то есть подчеркнуто антропоморфны.

Как уже сказано, пилотируемые миссии на Венеру не проводились и даже не планировались. Теоретически, однако, представить себе посещение человеком Венеры вполне возможно, другой вопрос, что это будет полет в один конец, очень дорогой и очень короткий. В своем рассказе Стивен Бакстер предлагает читателям задуматься о том, каким путем пошла бы история человечества, случись корпорации “Роскосмос”, а точней, ее духовным предшественникам, все же реализовать проект спуска в венерианской атмосфере, которая ввиду сверхкритической природы на расстоянии до 5 км от поверхности в принципе может быть названа и океаном. Конечно, океан этот хотя и спокойный, но совсем не такой, как Тихий на Земле, приютивший некоторые фрагменты наиболее амбициозного русского межпланетного проекта этого десятилетия — АМС “Фобос-Грунт”. С другой стороны, о дне Тихого океана мы знаем немногим больше, чем о нижних слоях венерианской атмосферы и вершинах тамошних гор…

Стивен БАКСТЕР

ЗЕМЛЯ

Юрий Гагарин готовился к отлету на Венеру.

Тонкий черный цилиндр Протона с тремя пусковыми башнями, слегка отклоненными назад на противовесах, напоминал тычинку изящного раскрытого металлического цветка. За пусковой шахтой раскинулась казахская степь, где первоцветы пробивались из жесткой почвы кратковечной вспышкой весенней красоты.

Гагарина окружали лица: техники и инженеры поворачивались к нему, словно степные цветки к Солнцу. Лица сияли восторгом. Даже зэкам, политзаключенным в тусклых робах, позволили сегодня посмотреть на него.

Гагарин, в оранжевом скафандре и белом ребристом шлеме, улыбался им всем. Совсем как в 1961-м, три года назад, когда он стал первым человеком в космическом пространстве. Гагарина охватило возбуждение; он купался в тепле их внимания, словно боевой командир.

Он поднялся к пусковой шахте. Оглядел шестерку боковых ускорителей, опоясавших изящный корпус первой ступени. Его Земля была зафиксирована на вершине Протона и укутана в прочный конус из выкрашенного белой краской металла. От героической ракеты шел белый пар, по бокам катились струйки конденсата, на металле поблескивал равнодушный к солнечному теплу ледок.

У подножия ракеты его ожидали Леонов и Королев.

Гагарин отдал честь старшему по званию: сегодня Алексей Архипович Леонов был при полном параде, в мундире подполковника ВВС.

— Я готов к полету на Земле, товарищ Леонов, — доложил он.

Леонов, мускулистый, крепкий, ободряюще улыбнулся и похлопал Гагарина по плечу.

— Отличный день сегодня, Юрий, — проговорил он.

— Верно, — сказал Гагарин, — отличный день для полета.

Леонов был дублером Гагарина в этой миссии, запасным кандидатом. На следующий год придет и его черед. Тогда Леонов совершит прогулку в открытом космосе с борта двухместного Восхода.

Сергей Павлович Королев, главный конструктор, подошел к Гагарину. Глаза Королева лучились энергией, но он сутулился, а кожа была пепельно-бледной, стариковской. Королев кутался в тяжелое пальто.

— Приятного вам путешествия, — произнес он, — мягкой посадки и удачного возвращения на Землю.

Гагарин обвел взглядом небольшую группу провожающих, собравшихся в подобной амфитеатру стартовой шахте.

— Вся моя жизнь словно бы сжалась до одной этой чудесной минуты. Все, чего я достиг, все, кем я был, — ради нее. — Он на миг опустил голову. — Я отдаю себе отчет в том, что могу никогда больше не вернуться на Землю, не увидеть жену и моих дорогих дочек, Лену и Галю. Но я счастлив, а кто б не был на моем месте? Новые открытия, первый шанс оторваться от земной груди. О чем еще можно мечтать?

Он развернулся и пошел к лифту, который должен был поднять его в капсулу.

По лицу Алексея Архиповича Леонова, сменяя друг друга, пронеслись сложные эмоции: восхищение, зависть, сожаление, любовь.

— В твоей смелости никто не сомневается, Юра, — мягко произнес он.

Он наблюдал за Гагариным до тех пор, пока фигура не исчезла в ракетных испарениях.

Тепло юного, набирающего силу Солнца рассеяло остатки первозданной протопланетной пыли.

Свет пролился на Венеру.

Поверхность планеты остывала. Тонкая корка затвердевала поверх расплавленной, пенящейся массы.

В отличие от Земли, здесь не возникло отчетливых линий разлома и тектоники плит. Вулканизм наблюдался повсеместно, и радиоактивное тепло изливалось из внутренностей планеты в космос. Новую землю терзали крупные магматические структуры: паучьи сети трещин шириною в сотни километров, коллапсирующие вулканические купола, горные хребты поперек полушарий планеты.

Вытесненный наружу водяной пар остывал и выпадал дождем. Капли воды стекали в низины и ударные бассейны.

Наполнялись моря. Венеру окутала прозрачная азотная атмосфера.

Энергия поступала в нее из множества источников: солнечный ультрафиолет, космический ионный ветер, вспышки молний, полярные сияния электронов, внутренняя радиоактивность, ударные волны падающих планетезималей.

Все эти источники способствовали органическому синтезу, продукты которого изливались в моря.

В новых глубоких океанах расцвела жизнь — за полмиллиарда лет до первых ее проявлений на Земле.

Но молодое Солнце продолжало разгораться и нагреваться, продвигаясь к устойчивому положению на Главной последовательности.

Защитный кокон Земли с треском распахнулся. В кабину Гагарина ворвался солнечный свет. Вокруг капсулы снегом заискрили отлущенные с корпуса фрагменты льда.

Земля кружилась в космическом пространстве. Гагарин увидел Землю, распрострертую под ним сияющим ковром, ярким, как тропическое небо.

Он улыбнулся. Фрустрация, три года донимавшая на речах или торжественных церемониях для записи, оставила Гагарина; по крайней мере, он снова летит.

Он совершил один оборот вокруг Земли. От экватора тянулись к нему плотно нагроможденные облачные башни, с ночной стороны планеты подмигивали завораживающие огни городов на континентах. Над центральной Африкой, ниже облаков, вспыхнула молния — так разрывается перегоревшая лампа накаливания в тканевом абажуре.

Пролетая над Землей, он передавал революционные воззвания.

— С приветом из космоса всем славным комсомольцам СССР, — зачитывал он. — Всем, чего я достиг, я обязан Коммунистической партии Советского Союза и ВЛКСМ. Сегодня сбылась еще одна заветная мечта человечества — и это новое подтверждение триумфальных успехов советской науки и техники.

Еще один оборот. Пролетая над выжженным степным сердцем СССР, он принял сигнал из ЦУПа. Ему сообщили, что пора активировать последнюю ступень: межпланетный ускоритель Блок-Д.

У Сергея Павловича Королева выдался очередной двадцатичетырехчасовой рабочий день.

После успешного запуска и перелета его отвезли на лимузине с шофером домой, в московскую квартиру. Кагэбэшник, дежуривший у двери, кивком приветствовал Королева. Королев мрачно посмотрел на него в ответ. Форма была того же оттенка, что у охраны колымского золотого рудника и гулаговской шарашки, куда Королев попал, отпахав год в лагере в пору сталинских чисток, когда избавлялись от предполагаемых реваншистов.

Сейчас, конечно, у этих людей иная роль, они защищают его от мира.

Нина подошла к двери приветствовать его, подала стакан горячего чаю. По своему обыкновению, супруги уселись на нижней ступеньке лестницы и обсудили события дня. Королев рассказал про последние утряски бюджета проекта, отказы опытной аппаратуры, дефицит и невысокое качество людей и оборудования. И про Гагарина.

Королеву было всего пятьдесят восемь, но он знал, что нездоров. Годы в тюрьмах и лагерях нанесли ему непоправимый урон. Он не представлял, сколько еще продержится в этом слабеющем теле на одной воле.

Королев задумался о том, что миру за пределами Советского Союза его имя до сих пор неизвестно: спустя столько лет и побед. Навязчивое стремление засекретить все и вся проявилось даже теперь, при новом полете Гагарина.

Мотивы секретности и даже его собственное прошлое, однако, не важны. Корабли, прочные маленькие Востоки, существуют. Цель всей жизни Королева достигнута.

А то, чего пытается сейчас добиться Гагарин, превосходило даже самые смелые мечты Королева. Сидя на ступеньке рядом с женой, он подумал о смелом летчике, уязвимом создании из человеческой плоти, крови и костей — в металлическом панцире, который для него построил Королев.

Солнце разгоралось, вода испарялась в атмосферу Венеры, возникал парниковый эффект. Океаны быстро обмелели. Жизнь вынужденно переместилась на хаотически расширявшиеся континенты, произошла диктуемая потребностью в спасении вспышка видообразования.

Возник пылкий интеллект.

И незамедлительно ринулся в технологическую гонку. Живые существа Венеры зарывались в почву, сооружали сложные укрытия, накапливали воду, ограждаясь от жара.

Заброшенная поверхность планеты стала безжизненна. Моря вскипели, выбросив в воздух водяной пар и двуокись углерода.

Последние сумерки и финальный закат. Облака скрыли звезды.

Наконец даже карбонатные отложения на морском дне распались, высвободив еще больше двуокиси углерода. Остатки водяного пара покинули атмосферу, Венера стала выжженной и безводной.

Солнце остановило свою эволюцию. На Венеру изливалось теперь вдвое больше света, чем на Землю. Венера также достигла устойчивого состояния — стерильности.

Вулканизм продолжался, не позволяя поверхности стариться ни на одном участке. Вулканы выкашливали в атмосферу сернистый газ, закисляли облака. Нижние слои атмосферы превратились в смертоносный, плотный, вязкий океан.

Остатки венерианской жизни углублялись в недра.

Земля, как и еще не построенный Восход, представляла собой развитие модели раннего, удачного одноместного королёвского Востока.

Она состояла из двух модулей. Первый был сферическим, трехметрового диаметра. Его покрывали плотный теплозащитный слой и металлические полосы, которые должны были отражать яростное солнечное излучение.

Инструментальный модуль, прикрепленный к основанию сферы на растяжках, напоминал две приваренные донышками друг к другу тарелки, покрытые щетиной инфракрасных приемников. После выхода в космос из модуля выдвинулись крупные крылья фотоэлементов. Внутри размещались припасы — пища, вода, баллоны с кислородом и азотом, химические очистители воздуха.

Инструментальный модуль не обладал тормозной двигательной установкой вроде той, какая вернула Восток с земной орбиты. Гагарину не нужна была такая система, поскольку сфере предстояло вонзиться прямо в венерианскую атмосферу. Стены посадочного модуля содержали флотационный раствор, который позволил бы после посадки оставаться на плаву в опоясывающих Венеру океанах из насыщенной углекислым газом воды или, возможно, нефти. Там Гагарин должен будет ожидать прибытия советских кораблей снабжения и спасательной экспедиции на более совершенном звездолете, который еще предстояло разработать королёвскому КБ.

Каюта Гагарина напоминала уютное птичье гнездо, обитое зеленой тканью. Большую часть ее внутреннего пространства занимала койка. В изголовье имелся эвакуационный люк, а в стенных углублениях — три небольших иллюминатора.

Гагарин проверил систему ручного управления на крен, тангаж и рыскание, пользуясь установленным справа штурвалом. Капсула поворачивалась вокруг центра масс, курсокорректирующие двигатели поглощали сжатый газ из баллонов. Он проследил за потреблением топлива — все нормально. Проверил реакцию корабля на смену курса с помощью хронометра и системы оптической ориентации «Взор», установки из зеркал и оптических решеток, смонтированной у переднего иллюминатора и предназначенной для навигации по Солнечной системе.

Потом выплыл из каюты и приступил к остроумным упражнениям на резиновых растяжках, которые можно было выполнять, не снимая скафандра. Проконтролировал пульс, потоотделение, аппетит, субъективное ощущение невесомости; ЭКГ, пневмограмму, ЭЭГ, кожный электрический потенциал, электроокулограмму — последнее измерение выполнялось с помощью серебряных электродиков в уголках глаз. Результаты измерений внес в журнал и записал на пленку. Помылся, расстегивая по очереди отдельные секции скафандра, так как места в капсуле не хватило бы, чтобы снять его полностью.

В иллюминаторах быстро удалялась Земля, словно накладываясь сама на себя. Гагарин восторженно выдохнул. Первым из людей наблюдал он планету извне, полностью и всецело. Как прекрасен и хрупок этот мир, орнаментом выложенный в черной пустоте. Нужно постараться передать часть этих ощущений на Землю.

В заброшенных венерианских долинах температура перешла точки кипения большинства металлов. Экзотическая химия вступила в силу. Вялая удушливая атмосфера обогатилась сложными соединениями, выкипевшими из скал — солями, галогенидами и халькогенидами металлов. Их пары перемещались в более высокие и холодные слои венерианского воздуха, остывали, выпадали соляными кристаллами — кубиками и усиками, — накапливались на возвышенностях. Кристаллы, нараставшие здесь миллионами лет, проникали через трещины горной породы и соляной изморозью проявлялись на поверхности. Возник сверкающий раздробленный ландшафт. Вершины венерианских гор засияли, словно покрытые металлической краской.

Отлагались там, среди прочих, и такие соединения, как сульфоиодид сурьмы, триоксид вольфрама, теллурид германия, смешанный хлорид германия и цезия. Эти ферроэлектрики способны были переносить ток и хранить информацию в виде данных о намагниченности.

Естественная электрическая сеть покрыла венерианские горные пики. Сложные непредсказуемые токи потекли по ней.

В ответ на внешние стимулы — ураганы и болезненные тычки последних планетезималей — вспыхивали и менялись узоры намагниченности.

Никита Сергеевич Хрущев гневно оглядывал Королева, стоя за своим столом.

— Послушайте меня! — крикнул он. — Вы, генеральный конструктор, закончите этот Восход, и сделаете это в срок!

Королев попытался объяснить, чувствуя предательскую дрожь в ногах.

— Но, товарищ генеральный секретарь, мы несколько отстаем от графика. Основные ресурсы были отвлечены на постройку Земли.

Настроение Хрущева резко переменилось, как с ним это часто бывало. Он перешел к ленивым издевкам. Поднял толстый палец и покачал им перед носом Королева.

— Вы меня не обманете, Сергей Павлович, и лучше даже не пробуйте. Я знаю, вы надеялись, что Земля долетит успешно, хотели меня умаслить. Пожертвовать одним человеком, смельчаком, в безрассудном рывке к Венере, и вернуться к более насущным задачам. Ага? Не выйдет, Сергей Павлович, не выйдет!

Королев с отвращением посмотрел на Хрущева. Селючье невежество генсека явно не позволило тому хоть что-то уразуметь насчет истинных целей космической программы. Возможно, Хрущев даже воображает, будто шесть Востоков сидят в земном небе на жердочке.

Королев разработал системы, позволившие успешно обогнать американцев с первым спутником и первым пилотируемым полетом Гагарина в космос. Теперь Королев поставил задачу достичь иного мира — Венеры.

Но Хрущеву никогда не было достаточно.

Королев переживал за будущее своей программы.

— Товарищ Хрущев, — начал он, — вы, вероятно, не так меня поняли. Вот чего вы от меня просите. У меня сейчас только одна конструкция — одноместный Восток. Чтобы разместить там двоих или даже троих, понадобится убрать кресло-катапульту и запасной парашют. Корабль должен продержаться целые сутки в космосе. Потребуется оснастить его твердотопливной ракетой, чтобы космонавты выжили при посадке. Спасательных модулей не будет. Если втиснуть туда троих, им даже скафандры не получится выдать. Каждый такой запуск будет сопряжен с ужасным риском, которому нет ни научного, ни инженерного оправдания. Кроме того…

— Меня не волнуют ваши оправдания! Нельзя ждать несколько лет, пока ваш чудо-корабль, этот Союз, оперится и вылетит из бумажного гнездышка. Американцы уже Джемини готовят. Сергей Павлович, мне нужны результаты!

Хрущев забарабанил кулаком по столешнице.

Гагарин рассматривал Венеру в окуляры «Взора». Лик планеты сиял, как бриллиант, облака купались в свете близкого Солнца. У лимба проявлялась и словно бы уплотнялась некая серая тень, отчего глобус обретал намек на третье измерение, четкие округлые очертания. Маленькая, круглая, совершенно бесструктурная жемчужина.

Гагарину планета виделась чистым листом, на котором разум человеческий напишет все, чего пожелает; реальность лежала ниже, за облаками, неведомая, ждущая гостя.

Удалявшаяся Земля была как пещера, теплая, хорошо освещенная, но в конечном счете изолированная и тесная — всего лишь искра на темном враждебном склоне. У голубого входа в пещеру он видел лица своих дочерей и жены; те поворачивались к нему, словно цветки к Солнцу, и, удаляясь, умалялись в значимости.

Гагарин забрался далеко от своей пещеры.

В сантиметрах от перчаток его скафандра были обитые тканью стенки каюты, а за ними — ничего на миллионы километров кругом. Закрывая глаза, он наблюдал световые сполохи, подобные иногда метеоритам, летящим во мраке ночи. Наверное, это космическая радиация так влияет. Как знать, а вдруг через его тело сейчас пролетают осколки взорвавшихся светил? Мягкая человеческая плоть менялась, обновлялась, преображалась.

Он плохо спал. Словно в глубины океана, погружался в прошлые, детские годы. Он снова видел, как немецкие танки едут мимо деревянных домиков в Клушине, и слышал, как ревут над головой самолеты Красной Армии.

Дрейфуя между явью и сном, словно между разными мирами, Гагарин пел гимны своей родине.

Проблески интеллекта не пропали втуне.

В последней отчаянной попытке, рискуя всем, последние уцелевшие разумные существа прильнули к ферроэлектрикам на горных вершинах, переместили себя в сложные кристаллические решетки.

Последние глубочайшие укрытия обрушились под яростным давлением атмосферы. Органические молекулы последних трупов разложились в пламени печи.

Планету, однако, охватило новое сознание, хтоническое.

Оно испробовало свои тонкие электромагнитные чувства. Проникло в каменистое сердце мира, чью кожу заразило собой, и ощутило груз железоникелевого ядра. Достигло Солнца, исполинского шара термоядерного пламени, от коего происходили сковавшие планету по экватору замкнутые пути. Учуяло иные миры: огромные гомогенные газовые шары на окраинах Солнечной системы и скалистые планетки ближе к Солнцу. С точностью ювелирного механизма двигались они по миниатюрным орбитам.

И, как может привлечь людское око полет птицы, заинтересовала электромагнитные чувства нового хтонического разума железная глыба земного ядра.

Леонов ворвался в кабинет Королева. При нем был документ — глянцевая брошюра; он швырнул ее на стол Королеву.

— Что это, товарищ Главный?

Королев отложил перьевую ручку и поднял брошюру со стола. Текст был на английском — кажется, издание Информационного агентства Соединенных Штатов. Брошюра изобиловала крупными несложными диаграммами траекторий и рисунками опаленного, пустынного ландшафта; на обложке хрупкое угловатое суденышко на солнечных парусах летело рядом с закрытой облаками планетой.

Леонов, грозный и красивый в военной форме, мерял шагами кабинет.

— Я не читаю по-английски, — солгал Королев.

— Но картинок достаточно, правда ведь, Сергей Павлович? Это сводка результатов Маринера-2. Американского аппарата, пролетевшего у Венеры в 1962-м.

— Откуда у тебя это?

— От американца, который встречался с Гагариным в Париже год назад. Неважно. — Леонов подался вперед и упер кулачищи в стол Королева. — И что же, скажите на милость, обнаружил на Венере американский зонд? Есть ли там роскошные джунгли, водные моря и нефтяные озера, о которых твердили наши ученые?

Королев вздохнул.

— Зонд обнаружил пустыню. Спеченную в корку. Атмосфера из углекислоты, толщиной сотни километров, давление в десятки раз выше земного. Температура — сотни градусов.

— Вода и кислород отсутствуют?

— Да.

Леонов грохнул кулаком по столу.

— Тогда как Юрию там выжить, черт побери? Разве его капсула рассчитана на такие давления?

Королев пожал плечами.

— Возможно. Алексей Архипович, вы поймите, не так легко послать аж на Венеру аппарат, рассчитанный на давление, как у подлодки. Даже с новым Протоном массогабаритные…

Ярость начала покидать Леонова. Он осел за стол напротив Королева.

— Сергей Павлович, почему Земля?..

— Американцы собираются на Марс, — ответил Королев без обиняков. — Они туда два новых Маринера в этом году отправят. Мы пока не можем соперничать с американцами в тонкой электронике. От марсианской миссии на время придется отказаться.

Леонова это признание слабости явно не удивило.

— А Венера?

— Алексей Архипович, нужно с козырей зайти. В том, что касается вывода тяжелых грузов на орбиту и дальше, мы американцев превосходим. Для спуска в атмосфере Венеры и высадки на ее поверхность нужен массивный, облицованный теплозащитой корабль. — Королев усмехнулся. — Венера — советская планета, Алексей Архипович. Кислая, тяжелая, трудная в исследовании, признающая только грубую силу. Но такая сила у нас есть. — Впрочем, подумал он, мы ведь уже запускали к Венере семь автоматических аппаратов, и ни разу не преуспели.

— Но разве так необходимо было посылать человека? — настаивал Леонов.

— Алексей Архипович, представьте, что будет, если он преуспеет! О, если только он преуспеет! Космического размаха победа над Соединенными Штатами, достижение, которое прославит нас в веках.

— А если он погибнет? Если Юрий пролетит мимо Венеры из-за неправильного курса или погибнет на этих каменистых равнинах? Тогда что?

Королев постучал пальцем по коричневой картонной папке на столе.

— У нас есть планы. Скажем, что это был Зонд-1. Обычный автоматический аппарат, экспериментальный.

— А Юрий?

— Выждем уместное время — до 1967-го или 1968-го. Юрий пропадет из виду на время испытаний, для моей новой программы Cоюз, например. Потом погибнет еще до нового полета в космос. Упадет на Землю в своем любимом МиГе-15. — Королев встретил взгляд Леонова и погладил пальцами папку. — Все здесь, Алексей Архипович. Мы подготовились. Это уже делалось раньше. Будущие поколения прочтут в учебниках истории про Зонд-1 и катастрофу МиГа-15 над березовым лесом. Про Землю не узнает никто.

Леонов скатал американскую брошюру в трубку и запустил ее в дальний угол комнаты.

— Главный, вы и сами в эти сети обмана влипли. Вы со своими ракетами ничем не лучше товарища Хрущева с его политикой. Вы друг друга стоите со своими амбициями, гордыней и глупостями.

Королева больно ранили его слова.

— Алексей, поосторожнее. Ты слишком мало знаешь о моем прошлом.

— Вы послали Гагарина на эту планету, в преисподнюю, зная то, что стало известно американцам об условиях на ее поверхности.

— Я знаю то, что утверждают американцы. Но этот Маринер — всего лишь один-единственный зонд, он считанные часы провел рядом с планетой. Как можем мы полагаться только на его данные? Алексей Архипович, не исключено, что твои джунгли и нефтяные озера там все же есть. Почем нам знать? Разве не стоит рискнуть ради такого жизнью, жизнью одного человека?

— Нет, товарищ Главный, и вы сами понимаете, что не стоит.

— Возможно, — мягко ответил Королев, — но он-то знал.

— Юрий?

— Юрий знал про данные с Маринера. И все равно отправился в путь, Алексей Архипович.

Леонов несколько долгих секунд смотрел на него. Потом уронил голову на руки.

— Я бы тоже, — прошептал он, — я бы тоже так поступил, конечно.

— Я знаю, Алексей Архипович.

Земля была интересна.

Масса такая же, как у Венеры, состав примерно идентичный, но природа совсем иная, поскольку расстояние от Солнца больше.

Поверхность планеты покрывал тонкий слой азотно-кислородной смеси, жидкая вода там была устойчива. Под голубой пленкой мерцала сложная, слабая до времени, новорожденная жизнь.

Затем наступила резкая перемена. Прозрачную атмосферу Земли пронизали металлические фрагменты и упали обратно. Электроманитные волны — сигналы? зонды? — запульсировали в пространстве, даже коснулись Венеры.

Всепланетный разум ощутил нечто родственное ленивому любопытству.

Новые металлические фрагменты поползли к Венере по наиболее выгодным энергетически путям перехода. Они либо падали обратно на Землю, либо промахивались, пролетая мимо Венеры на удалении тысяч диаметров планеты.

Но вот очередной фрагмент, превосходящий массой остальные, с натугой выполз по стенке земного гравитационного колодца. Возможно, он достигнет намеченной цели.

Хтоническое сознание решило подождать, пока металлический фрагмент завершит свой переход. Мгновение в геологических масштабах.

Земля вонзилась в атмосферу дневной стороны Венеры. В иллюминаторах корабля Гагарин видел пламя: сначала тонкие язычки, затем все более плотные и интенсивные. Теплоизоляция сферы отлущивалась, обгорала, противодействуя смертоносному жару.

В четырех сотнях километров над поверхностью он ощутил первое прикосновение силы тяжести.

Ускорение сдавило ему грудь. Шестикратная перегрузка, семикратная, восьмикратная. Больнее, чем при старте; за время долгого перелета его крепкое тело ослабло.

Новый скачок — пиковая перегрузка, от которой он болезненно запыхтел, — и давление спало. Повинуясь автоматическому контролю, Земля сдвигала свой центр тяжести, скакала по верхним слоям атмосферы, словно камешек по водам океана. Таким образом Земля продлевала спуск, гасила гиперболическую скорость, не подвергая Гагарина невыносимой перегрузке.

Чудесная конструкция, подумал он.

Корабль выровнял траекторию и продолжил спуск. Розоватое яростное сияние пламени поблекло.

Он услышал хлопок над головой. Раскрылся парашют. На внешней стороне корпуса откинулась крышка отсека атмосферных сенсоров. Гагарин в обугленной сфере взирал на венерианскую атмосферу.

Теперь Земля купалась в желтоватом сиянии, периодически темневшем и загоравшемся вновь. Под куполом парашюта капсула поворачивалась. Значит, циклические просветления и затемнения — от Солнца, которое свелось к смутному свечению в диффузной дымке.

Внезапно дымка стала тоньше, видимость возросла. Гагарин заметил под собой облачный слой, плотный, без разрывов, бледного желтоватого оттенка. Облака были пушистые, совсем земного вида.

Земля падала сквозь облака.

Потом — внезапно — проявилась поверхность, смутно различимая в туманных сумерках.

Гагарин увидел горный хребет длиной, наверное, сотни километров, переходящий в плато. Справа маячили высокие тенистые конусы. Горы, вероятно, вулканического происхождения. Земля снижалась к ним, дрейфуя на слабых воздушных течениях подобно аэростату с толстой металлической оболочкой.

Горные вершины сияли, словно на возвышенностях отложились резко очерченные слои стекла.

Пейзаж был раскаленный, безжизненный, унылый. Гагарина пронзило разочарование: вопреки всем надеждам, американцы таки оказались правы. Нет здесь океанов, углекислотного моря или нефти. Но Гагарин не испытывал страха, полагаясь на прочность королёвского корпуса.

Земля направлялась к одной из вершин, опускаясь на крутой, усеянный зубчатыми валунами склон. Он видел некоторые приметы ветровой активности: пыльные потоки, раскаленные плоские дюны.

Поверхность устремилась ему навстречу, завертелась перед глазами.

Посадка вышла жесткая, громкая. Гагарин застонал от удара.

Земля немного накренилась влево и застыла. Корпус заскрипел.

Гагарин поднял отяжелевшую голову и вгляделся в иллюминаторы.

Свет здесь был тусклый, красноватый, но в общем видимость оказалась не хуже, чем в облачный день на Земле. Солнца вообще не было видно, лишь сияние из трудноопределимого источника, почти зловещее, растянутое на половину облачной пелены небес.

Поверхность, где совершила посадку его Земля, выглядела безжалостно спеченной, потрескавшейся, как глина в печи, установленной на чрезмерно высокую температуру. Света хватало, чтобы некоторые валуны отбрасывали резкую тень. Оранжевый парашют упал близ капсулы и распростерся по валунам.

Везде были кристаллы каких-то солей, их усики, агрессивных очертаний, сложные, похожие на крошечные антенны, щетинились из каждой трещины в скале.

Корпус испустил металлический скрежет.

Гагарин откинулся на койку, позволив уставшим мышцам шеи отдохнуть.

Вероятно, настанет день, когда космонавт будущего, в корабле, не уступающем прочностью танку, обнаружит сплющенные, будто от удара огромной ступней, остатки его Земли и подивится глупой наивности человека, предпринявшего такое путешествие. Наивности и отваге. При этой мысли Гагарин улыбнулся. Они ему статую воздвигнут в сотню километров высотой, и его имя будет жить вечно!

В каюте стало темно.

Соляные кристаллы стремительно прорастали вокруг корабля, точно стеклянные деревья. Они были невероятно длинные и тыкались в опаленные иллюминаторы, словно пальцы.

В изголовье Гагарина прозвучал шум, подобный удару молота о наковальню.

Он повернул голову. Эвакуационный люк отлетел.

Капсулу сплющило.

Гагарина поглотил буран хрустального света.

Соляные кристаллы осыпались из воздуха, отложившись ферроэлектрическими слоями на обломки капсулы. Геологические структуры миллионолетней давности впитали новую информацию и перестроились.

Новый стимул, новое понятие — физический контакт с планетами-сестрами. Интересно.

Начали оформляться планы.

Леонов слушал голос Гагарина в записи.

Наше поколение станет свидетелем того, как самые смелые чаяния людские воплощаются в реальность свободным и слаженным трудом на благо нового социалистического общества. Выход в космос — исторический процесс, протекающий по законам естественного развития человечества…

— А он знал, что его никто не услышит?

Королев не ответил.

— Стоит ли продолжать, Главный? Стоит ли вечно стремиться вперед, в космос?

— Юрий полагал, что мы обязаны, — сказал Королев.

— Да, — сказал Леонов. — Юрий всему верил. Всему, что нас заставляли говорить про торжество социализма, ведущего к звездам, туда, где ждет нас судьба преображающая. Он верил. Поэтому и стал героем. За это мы его любили.

— И возможно, он был прав, — пробормотал Королев. — Что, если вопреки собственной природе мы пробьемся к новой реальности, без ракет, политиков и словоблудия? Что, если нас преобразит этот процесс? Возможно ли такое, Алексей Архипович?

Леонов вздрогнул.

Под ним, словно сверкающий вход в тесную пещеру, лежала голубая Земля. Он чувствовал компактную массу планетного ядра, изучал тонкую пленку живой материи на поверхности.

Хрупкие тени сверкающих кристаллоподобных венерианских кораблей упали на плотно заселенные земли, океаны и отступающие полярные шапки.

Он представил себе, как по всей планете воют сирены, разверзаются пасти ракетных шахт, нарушают спокойствие морской глади атомные подлодки. Вот и первые искры полетели ему навстречу. Так осы могли бы атаковать слона.

Он протянул к ним руку, и огоньки погасли.

На цветущей земной поверхности сменились поколения.

Планету окружали артефакты, глядящие внутрь; люди больше не путешествовали за пределами атмосферы, не посылали к иным мирам сложных металлических конструкций. Вместе с Королевым и Леоновым, понял он, умерло еще что-то.

Но теперь по всему миру лица поворачивались к нему, как степные цветы — к Солнцу. На лицах этих сияло изумление.

Юрий Гагарин улыбался им всем, снижаясь на столпах хрустального света.

LoadedDice