The wind-up commander
Харуки Мураками, Убить командора (騎士団長殺し, 2017)
Популярность Харуки Мураками в Японии — явление, выходящее за рамки литературы и граничащее с культом анимешного толка; из русскоязычных писателей его корректнее всего сравнивать с хипстерским дзен-мастером Виктором Пелевиным. Как и Пелевин, Мураками оперирует почти исключительно инструментами магического реализма и мистики при обязательных претензиях на детективную интригу, его язык в оригинале и многих переводах несложен, сюжет, за редкими исключениями (Страна чудес без тормозов и Конец Света; Кафка на пляже), неспешен и водянист, словно размороженное суси. Как и Пелевин, Мураками непубличен, интервью дает редко, в Сети не появляется, предпочитая высказываться через свои тексты, сюжет которых держит в тайне до самой премьеры.
Как и Пелевин, Мураками безупречно профессиональный автор — в том смысле, что публикуется с точно предсказуемыми промежутками времени, а каждая новая работа занимает примерно одинаковый объем. Но там, где Пелевин ограничивается одним тощим томиком, Мураками выдает два-три толстых, поэтому новинки от Пелевина появляются, как и iPhone, ежегодно ранней осенью (совпадение? не думаю), а очереди за новинками от Мураками в Японии принято занимать раз в три-четыре года.
Что бы ни написал Харуки, в Японии это раскупят миллионными тиражами, и эта коммерческая популярность долгие годы существенно ограничивает как развитие писательской техники Мураками, так и его шансы на Нобелевскую премию; впрочем, букмекеры ежегодно числят его в главных фаворитах стокгольмской церемонии. Что бы ни написал Пелевин, в России это раскупят тиражами в десятки тысяч экземпляров, вот только Пелевина в здравом уме не то что лауреатом Нобелевки, а победителем какого-нибудь “Русского Букера” сейчас представить не получается. Вот и важное различие между Харуки Мураками и Пелевиным — первый, кажется, навеки застрял на разводном мосту между 1980-ми и XXI веком, а второй предпочитает догонять момент публикации очередной книги. В этом смысле от Харуки Мураками все еще по инерции ждешь вызова на поединок в Сосновом коридоре, а вот Пелевина, или, говоря точнее, аккаунт, традиционно обозначаемый этим именем, я рассматриваю лишь как сезонную приманку для его психопатичных поклонников-эмигрантов на Флибусте.
А, кстати, о рыцарских поединках: без них, как ясно из названия, этой книги бы не существовало. Впрочем, и такой вывод уязвим для критики, даром что критические заметки о работах Мураками уже давно никак не сказываются ни на его стиле, ни на результатах продаж. Давайте-ка посмотрим, что тут у нас?
Протагониста Убить командора, токийского художника 36 лет, внезапно, без объяснения причин, бросает жена, и, желая как-то заглушить горечь ее измены, герой удаляется поработать для души в глушь. Ну, не в Саратов, а всего лишь в префектуру Канагава, где его соседом через горное ущелье, а впоследствии заказчиком, оказывается айтишный магнат на пенсии по имени Ватару Мэнсики.
Но это не единственный и не самый опасный сосед Боку на вершине, в которой без особого труда узнается Волшебная гора Томаса Манна, соединенная, однако, потайной пещерой с корнями земли. С чердака за очередным неудачливым претендентом на роль Дона Жуана внимательно наблюдает Командор, до времени скованный картиной более известного мастера, Томохико Амады.
Если вы, дойдя до этого момента, все еще не вспомнили про Хроники Заводной Птицы, первое полноценное (и сверх любой меры затянутое) моногатари в исполнении Харуки, я вам помогу: Томохико Амада перед Второй мировой учился в Европе и стал свидетелем становления нацистской Германии по мере того, как его родина на другом конце света готовилась собрать восемь углов мира под крышей башни Хэйвадай, омочив ее симэнава кровью жертв Нанкинской резни. Откуда нам это известно? Из дневников живописца, которыми текст обильно прослоен.
Часто считается, что Мураками так успешен у русского читателя из-за стилистической и сюжетной близости его прозы русским классическим образцам. Часто считается также, что в этом большая заслуга Дмитрия Коваленина, почти монопольного переводчика Мураками на русский.
Верны обе точки зрения: и Коваленин изрядно вольничает, перетолмачивая оригиналы, так что в переводе вы читаете прежде всего Дмитрия, а не Харуки, и Мураками, особенно на среднем и современном этапах писательской карьеры, нередко запускает руку в закрома русской литературы. В большинстве случаев изъятое оттуда просеивается сквозь пальцы, как было с 1Q84, но Убить командора — исключение из этой закономерности: Харуки разбавляет римейк Хроник Заводной Птицы джазовыми вариациями на тему гоголевского Портрета и впервые лет за пятнадцать дает себе труд не оставить читателя с Носом, выдерживая уровень вполне достойного кайдана — истории о призраках. Мешок с костями Кинга после канагавской Волшебной горы вспоминать как-то неприлично, хотя он и удостоен вороха премий.
Ну, и на том спасибо. Однако, как я уже отмечал, сходство работ Мураками с поздним периодом творчества Ридли Скотта становится все навязчивей: в Бесцветном Цукуру Тадзаки и годах его странствий протагонист, в общем, только тем и занят, что краем банного тапка пробует лужу черной жижи из своих кошмаров, которой когда-то заливали огонь Прометея.
Существует между Харуки и Ридли также и важное различие: Скотт рискнул на девятом десятке еще раз пробежаться по лезвию бритвы вместе с Риком Декардом, хотя и на правах продюсера. Киберпанк же Мураками навеки остался по ту сторону разведенного моста между 1982-м, когда вышли Бегущий по лезвию бритвы и Охота на овец, и 2017-м, когда Бегущий по лезвию бритвы-2049 еле-еле окупился в прокате, а вот издатели Харуки, как обычно, ходят гоголями.
Вероятно, за теплым ламповым киберпанком времен бесславно сдувшегося Pax Nipponica теперь лучше обращаться в Соединенные Штаты Японии или к рыцарям-зоку.
Впрочем, японская экономика из четвертьвековой стагнации вроде бы выбралась, и даже пункт о безоговорочном пацифизме, запрещавший Японии иметь собственную армию, из конституции намереваются изъять. Кажется вероятным, что сигнал к побудке для битвы чекистов с масонами дали ракеты Ким Чен Ына. А вот сигнал к побудке из четвертьвековой осознанной дремы для протагонистов Харуки Мураками и самого автора затруднился бы предложить даже Гордон Гекко.
LoadedDice