The starless chamber

Грин Пэйтон Вертенбэйкер, Палата жизни (The Chamber of Life, 1929)

Мощный и почти совершенно забытый в наши дни претендент на титул древнейшего общего первопредка киберпанка: эскапистский шедевр, написанный в 1929-м, по горячим следам Великой Депрессии, даже на несколько лет раньше, чем за исследование совместимости машинных снов и реальности взялся Лоуренс Мэннинг в Человеке, который проснулся.

Кажется вероятным, что Вертенбэйкер вдохновлялся тут начинавшимся в те годы сдвигом от немого кино к звуковому, который придал целое новое измерение «жизни в движущихся картинках». Его герой, сотрудник кинокомпании, на случайной вечеринке делится размышлениями о том, как представляет себе дальнейшую эволюцию кино по мере нарастания его реалистичности. Как нельзя более кстати (или, наоборот, по воле злого рока?) тут же в клубе случился изобретатель Мельбурн, находящий эти мысли удивительно созвучными своим мечтам о коммерциализации новой электротехнической разработки: устройства, которое отличается от кинопроекторов и фонографов, как те — от детских калейдоскопов.

Не только лекциями в университетах и светскими пересудами Европы и обеих Америк вдохновлялся он, поясняет ученый, а и впечатлениями от странствий по миру, попытками объединить науку, искусство и мистическое наследие древних цивилизаций. Эффект, вызываемый прибором Мельбурна, проще всего уподобить телепатии, но… открытие ли это самого Мельбурна или же знание, почерпнутое из той сноподобной реальности, проход в которую он открывает?

Ведь там, в свою очередь, уверены, что это их жизни первичны — жизни, открытые для телепатической слежки, идеально точно прогнозируемые при помощи вычислительных устройств. Как перешел Барретт из одного мира в другой, согласившись на предложение Мельбурна, он не помнит. Однако уже через два месяца он поймет, что менее всего на свете желал бы покинуть его и возвратиться к себе как раз вовремя, чтобы поспеть к утреннему бритью.

Правда, никакая самостоятельность в планы безликих бюрократов Палаты Жизни не вписывается. А скажите, вот только честно, разве не подставляешь почти машинально на место собеседника Барретта кого-нибудь из пары Архитектор/Аналитик в разных вариантах Матрицы гендерфлюидных Вачовски?

— Мне ни разу не объясняли, как и почему я оказался здесь. Вы обещали мне это рассказать.

— Мне и самому этого не объясняли. Ответ известен тем, кто такими вещами занимается.

— Если бы я отправился к ним, мне бы позволили, конечно, остаться? Нашли бы какой-нибудь способ?

— Нет, — холодно ответил он, — это уж точно. Не позволили бы, это настолько же гарантированно, как всё здесь происходящее. Мы не допускаем неряшливых импровизаций. Мы не меняем того, что было запланировано. И даже если бы возможно было позволить вам остаться, в чём я сомневаюсь, они бы не разрешили.

— Почему? — спросил я тупо.

— Потому что места для вас здесь нет. Наша система распланирована на сотни лет вперед. Каждый из живущих ныне и в шести следующих поколениях получил свое определенное место. Свою программу. Свою работу. А вам нет места. Невозможно вас сюда встроить, нет у вас ни работы, ни навыков, ни потребности, для какой могли бы вы пригодиться. Вы лишены здесь смысла. Чтобы вас сюда внедрить, потребуется нарушить деятельность всей системы на поколения вперед. Такое недопустимо.

Я в отчаянии поразмыслил.

— А если бы я нашел себе место? — предложил я. — А если бы оказалось, что я занял чье-то место?

Он улыбнулся едва заметной холодной улыбкой.

— Убийство? Это невозможно. Вы всегда под контролем Бюро, так или иначе, и неважно, осознаёте вы это или нет.

Забавно отметить, что автор аннотации к рассказу в “Amazing Stories” явно не удосужился его толком прочесть, иначе не обещал бы путешествие на… окутанную облаками Венеру. Венера-то в тексте и впрямь присутствует, но только как кодовое слово для настройки аппаратуры на мозговую волну пользователя… Возможно, молодой Вертенбэйкер остался недоволен таким отношением, поскольку в дальнейшем на его счету лишь одно небольшое произведение фантастического жанра. Или же, что вероятней, Великая Депрессия, грянувшая незадолго до публикации Палаты жизни, вынудила Вертенбэйкера более придирчиво отнестись к источникам заработка: помотало его изрядно, вплоть до офицера разведки ВМФ на Тихоокеанском театре военных действий во время войны с Японией.

Однако после Второй мировой мы еще встретим его на должности, слегка родственной НФ — он поступил на работу спичрайтером в НАСА и дослужился в итоге до старшего архивиста медицинского управления.

Похоже, Вертенбэйкер таки отыскал доступ на верхние служебные уровни своего Бюро — но слишком запутанным обходным маршрутом.