Lasting ladder
Умберто Эко запрещал делать сноски к переводным изданиям своих книг, да и не склонны, как показывает множество дискуссий на Фантлабе и Флибусте, рунетовские читатели ценить примечания переводчиков. Поэтому требуется обладать определенным культурным бэкграундом, чтобы опознать в афоризме немецкого мистика, процитированном Вильгельмом Баскервилем своему ученику Эдсону, ретрокаузально вплетенное в средневековый антураж изречение Витгенштейна.
…тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью — по ним — над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как поднимется по ней.)
«Ты сейчас очень хорошо сказал, Адсон, спасибо тебе. Исходный порядок — это как сеть, или как лестница, которую используют, чтоб куда-нибудь подняться. Однако после этого лестницу необходимо отбрасывать, потому что обнаруживается, что хотя она пригодилась, в ней самой не было никакого смысла. Er muoz gelichesame die leiter abewerfen, so er an ir ufgestigen… Так ведь говорят?»
«На моем языке звучит так. Кто это сказал?»
«Один мистик с твоей родины. Он написал это где-то, не помню где. И не так уж необходимо, чтобы кто-нибудь в один прекрасный день снова нашел эту рукопись. Единственные полезные истины — это орудия, которые потом отбрасывают».
О наличии подробных комментариев к русскому изданию романов Бэккера из цикла о Втором Апокалипсисе даже заикаться смешно, а не то на Фантлабе меня опять попробуют забанить обнаглевшие модераторы. Однако заметим, что в свежей книге второй трилогии, а именно Великой Ордалии (The Great Ordeal), Бэккер устами Друза Аккамяна также формулирует выводы, ранее озвученные Вильгельмом Баскервилем и Витгенштейном.
Она сердито смотрит на него.
— Думай же, — рычит он. — Косотер. Шкуроеды. Он должен был знать, Мимара! Он все это время меня сюда подталкивал!
— Акка, да ну, — говорит она. — Как такое возможно?
Впервые она слышит в собственном голосе материнские нотки — интонации матери, которой скоро станет.
— Мои заметки! — С этим криком пробуждается ужас. — Башня! Он побывал в моей башне! Он прочел мои записки и обнаружил, что в своих Видениях я пытался отыскать Ишуаль!
Она отводит глаза, чувствуя отвращение к его беспощадному самоуничижению, и снова принимается блуждать меж курганов. Она пробует на ощупь поросль, торчащую изо всех щелей в развалинах: сохнущие сорняки, кустарники, похожие на прутья, даже небольшие искривленные сосенки. Сколько лет минуло после разрушения, задумывается она — три? Больше?
— Ты хочешь сказать, что он побывал и здесь? — обращается она к наблюдающему за ней волшебнику. — Уничтожил свою колыб…
— Конечно же! — резко бросает он. — Конечно же, конечно же, конечно же! Он заметал следы. Пытался помешать мне, чтоб я не прошел у его истоков… Однако задумайся. Разве мог бы он владычествовать в полной безопасности, будь еще живы другие дуньяины? Он разрушил Ишуаль вынужденно, девочка. Он должен был отбросить лестницу, по которой забрался так высоко.
Она не столь в этом уверена. Но она никогда не бывает уверена.
— Так, значит… это совершил Келлхус?
По очевидным причинам в передаче этого отрывка я не придерживаюсь транскрипции, выбранной безграмотными переводчицами и редакторами русского издания, и, к примеру, называю Анасуримбора Келлхуса дуньяином (Dûnyain), а не дунианином, как почему-то сделано в официальном переводе.
LoadedDice
