In the heart of the lion
Майкл Флинн, В Львиной Пасти + По лезвию бритвы (2012–2013)
Первый том цикла на русском появился еще в прошлом году, но читать мне этот перевод откровенно лень, напишу-ка я интереса ради о тех частях тетралогии, до которых черед может даже не дойти. И вы ведь знаете, кто в этом окажется виновен? Правильно, читатели, которым лень закупать книжки на складе без вывески среди закоулков на расстоянии бодрящей прогулки от метро. Или поклонники Вархаммера, к удовлетворению потребностей которых направлена сейчас издательская политика ККФ.
В Львиной Пасти, вероятно, лучшая на сегодняшний день в космоопере попытка увязать ее с исходными мифопоэтическими корнями моделей галактической экспансии человечества путем экскурсии через арсенал сюжетных инструментов мейнстрима, перед которым фантастику так часто пытаются унизить; отчасти не избежал этого, поделившись неутешительными выводами о соотношении доходов с НФ и мейнстрима, даже Бэнкс, чье влияние в миростроительстве Флинна вполне ощутимо (Танцор Января переписан из неудачной юношеской работы, от которой в окончательном варианте остались лишь опоры сеттинга; сравните это с историей возникновения Культуры).
Но здесь такой ошибки нет. Как в Используя оружие Шераденин Закалве, Равн Олафсдоттр действует на разных уровнях пангалактической спецслужбы, кукловоды которой пользуются услугами специалистов на все руки для решения задач, о какие сами руки замарать погнушались (а может, были стеснены вычурным моральным кодексом, что эквивалентно). Как в Используя оружие Дизиэт Сма, равная богам Равн Олафсдоттр пытается контролировать великого воителя, играя на расщеплении его личности и преследуя сомнительные — если вообще доступные пониманию, а тем паче оправданию в современных (но не средневековых) категориях, — цели опосредованной войны, кодифицированной и формализованной до такой степени, что сама необходимость вступать в открытый бой может рассматриваться как явление исключительное. Разумеется, Равн Олафсдоттр ненадежная рассказчица, а соль ее истории заспойлерена уже в первых главах. Но ведь þat þerðr at segja sva hverja sögu sem hun gengr, разве нет? Хозяйка зала ценит перформанс арфистки не меньше верности пса Куланна. Похожую технику использовали Тёртлдав в Юстиниане и Браннер в Наезднике ударной волны. Техника встроенного повествования, использованная Флинном, требовательна сама по себе, а в сочетании с приемом ненадежной рассказчицы — тем паче. Тертлдаву и Браннеру полностью совладать с ней не удалось, Равн Олафсдоттр же в Клантомпсон-холле легким движением руки причешет хвосты псам Аннуна, и даже густой конфедератский акцент Тени Имени (после няканья Бриджет в русской версии Танцора Января я не надеюсь на его адекватную передачу) сыграет риторическим приемом. Гобелен Пенелопы превращается в путевой дневник Одиссея, а если кто не слишком догадлив, во второй главе следующей книги Олафсдоттр включит Меаране песнь об аргонавтах в кавер-версии неведомого барда. Отдельный плюс Флинну за Бриджет бан, Франсину Томпсон, Гончую Ардри, которая приносит закон туда, где царят одни преступники, ведет тех, кто не знает, кому подчиниться, спасает тех, кто оставил всякую надежду, и убивает без задней мысли, когда иные способы бесполезны. Да будет всяк осторожен, сознаваясь в ее присутствии в давних прегрешениях, ибо Франсина Томпсон, Хозяйка Клантомпсон-холла, может стать не только исповедницей, но и палачом.
В заключительной же части цикла и ленивые поймут, что Флинн, возводя вселенную Конфедерации и Лиги на ирландском культурном базисе, опирался на литературные эксперименты Джойса не меньше, чем на кельтский эпос. Хаджж Донована по лезвию бритвы в Галактике, где сама память о докосмической Земле стерта и погребена под наступающими глетчерами нового ледникового периода, а единственным указанием на присутствие иных форм жизни до появления Январского Танцора оставались немногочисленные, сомнительно нечеловеческие артефакты, удобно, как ступня заядлого хитчхайкера в любимый походный ботинок, ложится на карту странствий Леопольда Блума по Дублину 16 июня 1904 года.
С технической точки зрения, впрочем, тетралогия Флинна куда выше романа Джойса уже хотя бы тем, что языковые и стилистические находки не исторгают зевок из львиной пасти, Гончие Ардри стоят сотни быков солнца на заклание, а поведенческие линии допускают существенные отклонения от мифологической подоплеки. Например, роль Пенелопы (Франсина Томпсон) существенно расширена в сторону активного участия, Телемак сменил пол и стал арфисткой Меараной, и уж ее саму пора выручать из тенет Афины-ткачихи (Равн Олафсдоттр), но как бы той не стать снова девой и не привести в обитаемый космос дракона. Если Улисс озаменовал недосягаемый ледяной пик модернизма, куда смотреть любопытней, нежели подниматься, то флинновская тетралогия лишь открывает новые пространства для туристов и торговцев, предоставляя очередное доказательство, что так классно и обильно, как в начале XXI века на Терре, фантастику не писали еще нигде и никогда за историю человечества.
Хотя Флинн не так изобретателен в миростроительстве, как Бэнкс или Херберт, не так виртуозен в работе с сюжетной архитектурой, как Райяниеми или Лекки, его тетралогия достойна считаться надежным бенчмарком современной космооперы, задающим новую тестовую сцену. Правда, после понюшки грибов, выращенных ночным дозором на Тверской в сумраке Метро-2033, иным сложно будет с этим примириться. И действительно, в теме ККФ читаем:
Кстати, начал читать Флинна и до окончательного формирования мнения пока далеко, но… он что, ирландец?
Чуть ниже высказано смелое предположение, что “это просто модный тренд — забацать в НФ привязку к какой-нибудь этнической культуре”, а на самом деле “ирландского там кот наплакал”.
Возьмем в качестве примера выложенный в свободном доступе издательством Tor отрывок из четвертого, заключительного, романа цикла: On the Razor’s Edge (По лезвию бритвы).
An réamhrá (Введение)
В начале была тройка, ибо в таких делах всегда участвуют трое. Была средь них арфистка, была Гончая и было существо, равное девятке.
Были и другие, ибо в таких делах всегда участвуют другие. Были иные Гончие. Была Тень и другие Тени. Были Имена среди Имен. А если бы кто-то из них отклонился от путей, которыми следовали они, то дела бы, несомненно, не полетели в тартарары.
Человек всегда властен над поступками своими, ежели поступает честно; а превыше всех качеств, поистине, смелость. Детям смелости недостает, ибо любые угрозы им кажутся преходящими, чем-то таким, что должны мигом устранить родители. Однако взрослому человеку порою следует встать лицом к лицу с устрашающим злом и осознать, что исход этого противостояния зависит от его собственных деяний; и так станет он владыкой их. Даже если в конце концов он потерпит поражение, эта истина останется непоколебима. Вероятно, даже и как раз в том случае, если он потерпит поражение.
Было сокровище, ибо в таких делах всегда присутствует сокровище. Было далекое путешествие, была древняя тирания; были тоска, алчность, амбиции, предательство. Были трусость и смелость, как нередко случается, когда противоборствуют малое и огромное. Случилось так, что страхи одного человека стали повелевать его деяниями; от этого гибли люди и выгорали города.
Но в сердце всего этого пребывало сияющее ядро, твердое, ослепительное, неразрушимое, так далеко и надежно спрятанное, что даже те, кто его укрыл, сами почти забыли о нем. А в сердце этого сокровища, как всегда случается в таких делах, таилось еще одно сокровище, поистине бесценное.
Итак, в начале была тройка; а в конце ей суждено было ужаться до одного участника.
I. СОБАЧЬЕ УПРЯМСТВО
Сперва о Гончей.
Франсина Томпсон была Гончей Ардри, а это уже кое-что значит. Гончие несут закон туда, где властвует беззаконие. Они ведут тех, кто пребывает в безвластии. Они спасают тех, кто утратил всякую надежду, и убивают тех, кто всем остальным не по зубам. Страшное это дело, если Гончая у тебя на хвосте, и мужество изменяло множеству сорвиголов при одном слухе о такой погоне.
В племени своем Франсина Томпсон считалась Гончей не из последних. Живая и уверенная в себе до гордыни, держалась она, словно королева Высокой Тары. Кожа глубокого золотистого оттенка, глаза зелёные, словно стеклянистый кремень. Её оперативный псевдоним был Бриджет бан; и в сей момент жизни случилось с нею то, чего ни с какой Гончей никогда не случается, а именно смертельный испуг.
Ну, во всяком случае, испуг достаточный, чтобы воззвать к Гончим. Нечасто Гончие слышат призыв к совместным странствиям, и никогда —по тривиальным делам. Но у Бриджет бан такая потребность возникла, и Зов разнесся по Кругу Уробороса. Достаточное число её товарищей услышало клич, а дюжина из них оказались достаточно близко, чтобы своевременно достичь Полустанка Данчао, прибыть в ее поместье и свидеться лицом к лицу.
Поместье это, Клантомпсон-холл, одиноким часовым стояло средь бескрайних прерий Дальноглуши. Гончие собирались в дендрарии Старой Твердыни, зале с высокими потолками, чей солидный возраст ясно выдавали стенные полупанели из тёмного дерева и тяжёлые потолочные балки. По флагштокам свисали древние знамёна, порой разодранные, порой выцветшие, а одно, которое не дозволялось стирать, в пятнах крови. О, много воды утекло с той поры, как дружинники Томпсонов маршировали в бой под этими знаменами. Возрождение технологий сделало их лишь удобными маркерами противостоящих видов оружия. Но их держали здесь престижа ради, и парадные портреты предков на консолях понизу превосходно сочетались с давними знамёнами. Лица предков были веселы и печальны, яростны и рассудительны, и все как один несли характерное для Томпсонов выражение крайней уверенности в себе, тесно граничившее с гордыней.
… Рыжая Гончая кропотливо отбирала своих гостей. Ей требовалось привлечь тех, кто ей был нужен, не потревожив и не оскорбив остальных. Пожалуй, она достигла желаемого, хотя и не обошлось без пары неудач.
— Мне нужна ваша помощь в поисках моей дочери, — сказала она собравшимся Гончим у длинного стола в банкетном зале за портвейном и шерри, когда убрали блюда, и музыканты разошлись.
— Ага, — шепнул Серый Мазок Хью, — я-то думал, с какой это стати не Меарана играла для нас.
— Интересно, во что она на сей раз вляпалась? — вздохнул Хью.
— В чем дело, Рыжая Гончая? — взъярился Гарм. — Ты созвала Гончих семейной дрязги ради?
— Разве она уже не взрослая девушка? — добавил Баргест. — Может приходить и уходить, как ей вздумается.
Черный Шак встал.
— Заткнитесь, вы все! — воскликнул он; и они заткнулись, зная его тем, кем он был. — Наша сотрудница не призвала бы нас просто ради поисков сбежавшей дочери. Дочери сбегали из дому еще на заре времен, и все по тем же причинам. Впереди более мрачное откровение. — Он развернулся, поклонился хозяйке и сел на место.
— Эк он Баргеста с Гармом против шерстки-то, — шепнул Хью Серому Мазку. — Поторопились маненько языки распустить.
— Несколько дней назад, — возвестила Бриджет бан, дождавшись, пока установится тишина, — мою дочь похитила Тень Имен.
Повезет ли Рыжей Гончей хоть раз закончить фразу, чтоб ее не перебили? А впрочем, оно и к лучшему, ибо память о случившемся подняла комок ей к горлу и оледенила сердце.
— Тень!
— Как?
Все загомонили разом.
— Зачем?
— Где?
— Да мы всю Периферию вверх тормашками перевернем!
— Она через Разлом скрылась?
Над вторжением Тени не посмеешься, как над побегом дочурки. Если кто и мог проникнуть в Спиральный Рукав, оставшись незаметен Гончим (а те порой забавы ради сами вызывали их туда), так это Тень Имен, кто-то из их противников по долгой игре Конфедерации и Лиги.
— Почему ж ты сразу не сказала? — пожаловался Гарм, явно пристыженный своей предыдущей выходкой.
Хью перебил его, обращаясь к Серому Мазку:
— Это легко понять. Она хотела узнать, кто из нас согласен ей помочь уже ради дочери, а кого привлечет лишь бой с Тенью.
— А Фудир-то где шляется? — пожаловался Серый Мазок. — Арфистка и его дочь тоже, между прочим. Почему его тут нет?
Извечным яблоком раздора Серого Мазка и Шрамоликого оставался тот факт, что арфистка приходилась дочерью одному из них, но не другому.
— Парочка метриццких неделек и еще чуть, — ответила Бриджет бан, на миг перескочив на местный диалект, — как Равн Тень Олафсдоттр умыкнула ее из этих самых залов.
Черный Шак разом посерьезнел.
— Это серьезный просчет в безопасности.
Упрек казался еще резче оттого, что замечание было сделано тоном доброжелательным и рассудительным.
— Да полно вам всем, чо, — окрысилась она. — Мы следили за ее продвижением. Даже Тень не проскочит через мой вереск незамеченной. Мы с Бинтсаиф за ней присматривали все время, пока она тут рассказывала свою историю и излагала прошение. Она потребовала, чтоб я пересекла Разлом вместе с ней и отправилась в путь, а не преуспев в уговорах…
— … похитила твою дочь, — закончил Черный Шак.
— Зачем же она выкрала дочку, — удивился Кирконвяки, — если ей нужна была мать?
— Равн за мое искусство арфистки и выеденного гроша не даст, — сказала Рыжая Гончая. — И потом, моя дочь — лучшая приманка для Гончих.
— Она добилась своего, — возразил Анубис. — Ты отправляешься в погоню, ибо честь Рыжей Гончей задета. Тень явилась в сердце владений твоих, ты пристально следила за ней, но все ж ей удалось ускользнуть, как угрю меж пальцев, да еще и дочку твою прихватить.
— Слишком много Schadenfreude (злорадства), — прошептал Серый Мазок Хью. — Анубиса вычеркиваем. Чего это с ним?
— Угу, но я бы сперва послушал, что Равн ей предлагала.
— Но даже согласись все мы составить тебе компанию, — сказал Гарм, — нас может оказаться недостаточно для поисков в целой империи.
Поднялся Гайтреш.
— Удел дочери твоей печалит меня, о Рыжая Гончая, — начал он. — Сердце мое обливается слезами равно твоему, но поиски наши обещают оказаться безнадежны. Конфедерация обширна, девчонке легко затеряться посредь ярких звезд. Да, можем мы и преуспеть, но скорее это будет лишь странствие наугад, хотя и по уважительной причине; однако кажется мне, что дело обречено изначально. Ее найти тяжелей, чем песчинку на берегу. На Арфалоне меж тем резня, каковую должно мне обуздать. — Он поклонился и, рассыпавшись в извинениях и пожеланиях удачи, поспешил к двери. Поднялись еще несколько Гончих, но лишь Гарм, Баргест и Анубис последовали за ним. Остальные колебались, а один, Черный Шак, остался сидеть, и по лицу его скользнуло подобие усмешки.
— Первая потеря, — отметил Серый Мазок.
— А ты глянь, кто покамест отсиживается тихо, — ответил Хью. — Гримпен, Матильда, Кун… Ты глянь на молодуху Бинтсаиф: как она печальна. Напугана до печенок, а все ж не мыслит отказаться.
Гримпен рявкнул, и остальные не сразу сообразили, что это он так смеется.
— Ты чего, Большой Пес? — спросил Кавалл.
— Неведомы тем, кто покинул нас, оттенки слова безнадежность. Если для успеха все причины, какой смысл надеяться? Путешествие вроде нашего нельзя назвать безнадежным, ибо не положишься в нем ни на что, окромя надежды, ха-ха!
— Ну ладно, Фрэнни, — отозвался Черный Шак. — Пессимисты покинули нас, и не суди их строго. На дворе еще одна войнушка, между Рамажем и Валенсией, и Гарму с Баргестом пора ее разрулить; а Гайтреш занят на Арфалоне. Конечно, похищение твоей дочери — трагедия, но Спиральный Рукав огромен, и трагедии в нем изобильны. Тебе известно, куда Равн увезла твою дочь?
Ночная Матильда молвила:
— Кирконвяки, ты что диву даешься? Равн нужно было вытащить нашу Бриджет бан в погоню, вот она и выманила ее, похитив дочь. Какой смысл в приманной дичи, которую Гончая догнать не сможет?
— О да, — сказала Бриджет бан. — И это Терра.
… Бриджет бан разочарованно наблюдала, как уходят Йет с Гайтрешем, да и с Кун Аннун пришлось нелегко. Отличный оперативник, но искусный наблюдатель подметит ее югуртанское происхождение, а по ту сторону Разлома югуртанцы не более обычны, чем лисы — по эту. Впрочем, Серый Мазок и Малыш Хью остались, как она и предполагала изначально, а еще — Гримпен, упорный, хотя и чуть косный. К Матильде она интереса не испытывала и с легкостью променяла бы ее на Гайтреша, но в мастерстве Матильды сомневаться нужды не было. Ассистентка самой Бриджет бан, прекрасная Бинтсаиф, проверена многажды, но про Щенка Облигадо этого сказать нельзя.
Черный Шак задержался у дверей.
— Коренник! — позвала Бриджет Бан. — Ochone! (Куда же ты?) Ты тоже меня покидаешь?
Он наставил на нее палец.
— Твои приемчики со мной не сработают, Бридди. Как бы ты это назвала, гм? Умаслить да подластиться? Я старый пес, меня ты не приманишь. Да, я на пороге. но еще не ушел. Сердце мое полно печали. Твою собственную дочь похитили, ochone! Тень проникла в твердыню твою и ускользнула: какой позор! У них есть для этого слово: sidáo zhwì, благополучно выскользнуть из плена. Более того, твоего бывшего любовника тоже похитили, и не исключено, что прямо сейчас пытают, желая вытянуть из него информацию. Печаль за печалью! Закономерности не видишь? Я-то вижу. Они хотят тебя выманить. Они устроили засаду на тебя. Вполне возможно, что вся эта история — обманка, с единственным предназначением затащить тебя поглубже в Конфедерацию.
— Истинно поэтому отвергла я просьбу Равн отправиться с нею. Но, Коренник, дочь моего чрева отнята у меня, и против такого довода я бессильна.
Черный Шак, хмыкнув, сунул руки в глубокие карманы плаща.
— Ты кой-чего недопонимаешь. Мы весь Питомник в этой вылазке на бойню отправим! Ты предлагаешь ворваться в Конфедерацию и навести шороху в Треугольниках, внедриться в глубокую Тень, совершить покушение на… Если это выплывет наружу, разбросанные Тени соберутся воедино, к великому бедствию для Лиги. Малыш увяжется за тобой на поиски Меараны, ибо превосходно ведомо ему, что не в силах мужских тебя остановить, и только лишь поэтому. А других не жди. Ну давай, назови причину, какая могла бы меня задержать у порога! Расскажи, что на самом деле грозит Лиге, помимо душевной боли Франсины Томпсон!
— Она и хотела нам это сказать, о Коренник, — молвила Кун Аннун. — Но допрежь того долженствовало проредить стадо. Не так ли, подруга?
Бриджет бан, сидевшая во главе стола, рывком подалась вперед, сжав руки в кулаки.
— А теперь я тебе расскажу, как именно Равн Олафсдоттр устроила побег.
LoadedDice