Equilibrium unlocked

Частенько при дискуссиях о судьбе книжного рынка в русскочитающем мире выдвигается нигилистический тезис — стакан русского книгоиздательства уже опорожнился-де на бóльшую половину, и падение рынка будет лишь продолжаться: “стоимость жизни у нас уверенно догоняет западную, в отличие от доходов, поэтому книги продаваться не будут — им покупаться не на что”.

Справедливости ради, в столь радикальной формулировке это утверждение, отдающее философией артхаусных лент Ренаты Литвиновой или Валерии Гай Германики “все умрут, а я останусь богиней”, встречается редко — у идейных пиратов, которых нынче немного: не хватает даже на то, чтобы за несколько лет раздобыть, отсканировать и выложить какой-нибудь редкий томик. Вопрос о том, насколько посодействовала этому сокращению числа идейных пиратов блокировка Флибусты и Либрусека в Рунете, а в какой мере — политика администрации пиратских библиотек, требует отдельного исследования специалистов какого-нибудь московского центра Карнеги или Института Левады.

Естественное возражение о том, что иноязычная литература продолжает переводиться, издаваться и покупаться, отметается оппонентом как еретическое: все сливки с иноязычных рынков якобы уже сняты в пору классических божественных советских переводов, а затем при взрывоподобном росте книгоиздания в 1990–2000-е, и общая деградация загнивающего капиталистического Запада теперь поощряет владельцев бизнеса гнать вал за счет низкопробной макулатуры.

Логически опровергнуть этот контрдовод невозможно или, точнее, не более перспективно, чем убеждать фанатика славянской красоты в достоинствах азиаток или скандинавок,

а поклонника фройляйн Штирлиц, раскапывающего панамские архивы по стрелковому оружию, — в том, что не всякая Культура позволит ему даже взяться за приклад пистолета.

Авторов, удовлетворяющих его запросы, полон Самиздат: “им проблемы дохнущей индустрии по барабану, это хорошо и правильно”.

В действительности русскоязычный книгоиздательский рынок уже отыскал новое равновесие по Нэшу в постбумажной эпохе, как отыскали его производители виниловых пластинок, аудиоплейеров или зеркалок, а в скором будущем примутся искать изготовители проводных наушников и владельцы оффлайновой розницы мобильной электроники, чьи лавки стремительно превращаются в демонстрационные залы Aliexpress.

В строгом смысле это не простое равновесие, но манипулятивное, когда порядок ходов сторон имеет значение даже в том случае, если не вносит асимметрии в информацию об игре. Оно выглядит весьма неаппетитным, спору нет.

Найденное рынком стихийно после ипотечного кризиса, усугубленного далее смартфонной революцией и санкциями против Федеральной Империи во Вторую Холодную войну, это равновесие обладает интересной и парадоксальной особенностью. Предлагаемая литературная продукция русских издателей и писателей выдвигает высокие требования к аудитории, более высокие, чем в период расцвета оффлайновой книготорговли.

А именно, на каждую объективно стильную и достойную голосования рублем идею, содержающуюся в опубликованной официальным издательством книге (переводной или русскоязычной), предлагается закрывать глаза на отсутствие множества жизненно важных для устойчивости книги к моральному старению черт. Почему эти черты не являются обязательными для выхода книги? Потому что целевая аудитория не считает их таковыми. Всегда ли так было? Нет. Однако и кошки не всегда питались кошачьим кормом, а когда-то ловили мышей.

Но это характерно не только для русскоязычного книжного рынка. Так функционирует практически вся экономика Федеральной Империи,

за редкими исключениями, которые можно пересчитать по пальцам, не снимая ботинок (например, рынок мобильной связи).

Следовательно, манипулятивное равновесие книжного рынка в нынешнем его виде не является чем-то аномальным и необычным. Сочетание высокой, по любым европейским или американским меркам, численности населения русскоязычного пространства, сравнительно неплохой его образованности (польза от которой, правда, с каждым годом падает по мере структурной деградации экономик к востоку от нулевой изотермы января в Евразии) и значительной недоразвитости преференций покупного контента перед бесплатным —вот что создает ситуацию, когда странствия по кривым дорожкам в виду книгоиздательской сингулярности вольны продолжать и нытики Ойкумены, и рантье Пограничья, и популисты, покидающие Итаку, и разочаровавшиеся дезертиры в мейнстримное (вариант: киносценарное) гетто на странных берегах Чусовой, и, конечно, идейные пираты или сишники пятидесяти мастей свободы от литературных достоинств. Места и даже кабачковой икры хватает всем, но это игра с отрицательной суммой, как в некоторых разновидностях интерактивных текстовых бродилок вроде Zork I. Важно лишь, что истина где-то рядом, и ее можно залитресить вместо того, чтобы сканировать, распознавать и вычитывать.

Исход русскоязычной литературы из подцензурного бумажного Египта занял меньше сорока лет, но привел не в землю обетованную, а в землю павших. Но ведь никто и не обещал, что результаты решения итеративной дилеммы заключенного отвечают житейским представлениям о справедливости, будь то справедливость книгоиздателя, писателя, сишника, жадного ребенка с Флибусты или 1-Эск-19, она же Правосудие Торен.

Кстати, вы же помните, что Энн Лэки тоже не нашла общего языка с переводным контентом?

LoadedDice