Dissenting opinion
В романе Фрэнка Херберта Высокое мнение, опубликованном правообладателями спустя много лет после его смерти, отчетливо заметны мотивы, впоследствии перекочевавшие почти без изменений (или с незначительными модификациями сообразно сеттингу) в Дюну и Досадийский эксперимент. Русский перевод эти аналогии последовательно отражает — издание снабжено подробными комментариями.
Наиболее характерная черта романа — диктатура соцопросов, результатами которых умело манипулируют чиновники Всемирного правительства— последовательного отражения в дальнейших работах Херберта, однако, не нашла. Наиболее точным ее литературным аналогом является, пожалуй, система назначения Крупье из Солнечной лотереи Дика; о соответствиях из базовой реальности речь пойдет далее.
В Высоком мнении она описана следующим образом:
Задайте работенку машине! Присвоить девятизначный индекс каждому дееспособному человеку возрастом от шестнадцати лет. Затем выбрать случайным образом три числа. Каждый гражданин мира, в чьем индексе могут быть выделены эти числа, обязан посетить реестровый киоск. Пусть введет там свой индекс, имя и оставит отпечаток большого пальца. Клик, клик, клик, клик. Пожалуйста, ответьте на вопрос… У тебя нет регистрационного индекса? Ты не даешь ответа? Ты не в состоянии оправдаться в этом? Проваливай в Арктический Работный Пул или в Отряды Очистки Канализационных Систем. Кто туда захочет — в АРП или ООКС? Лучше уж явиться — даже сползти с койки, если ты болен, — в киоск, ответить на вопрос и зарегистрировать свое мнение.
Если только ты случайно не знаком с каким-нибудь очень высокопоставленным вышепросом.
Билл был со мной. Занят по официальным делам.
В рядах сепаратистов были те, кто мог подделать отпечаток пальца, чтобы приятель зарегистрировал мнение вместо тебя по слепку. Но этим методом мало кто пользовался.
Ресстровых киосков с дактилоскопическими сканерами вокруг не наблюдается, но это и понятно: зачем они нужны при наличии портативных терминалов всемирной сети.
Очевидно, что систему, подобную опросоотборнику Стэкмана, вполне реально создать и запустить уже при современном уровне развития мобильных технологий, не дожидаясь дальнейшей их интеграции с биометрикой. Еще более очевидно, что оптимальным полигоном для такого проекта будет страна, где можно получить почти всё по заданной спецификации (и распрощаться с надеждами на патентную монополию, но это уже другая история), закрыв один глаз или оба на права человека. Великий китайский файервол, о котором наслышаны многие, вскорости сменится Великим китайским кредитным облаком.
В принципе, идеология этой программы (社会信用体系) мало отличается от круговой поруки, внедренной еще в империи Цинь последователями легизма, однако дьявол, как обычно, в технологических деталях. В Шан цзюнь шу находим следующее предписание:
Один экземпляр законов и предписаний должен храниться во дворце Сына Неба. С этой целью надлежит выстроить запретное здание, запирать его на замок и опечатывать. Сами экземпляры документов, хранящихся в этом запретном здании, также должны быть опечатаны. Всякий, осмелившийся без разрешения сломать печать на дверях запретного здания, проникнуть в это здание, взглянуть на законы или изменить в них даже один иероглиф текста, заслуживает казни без права помилования.
Для всех китайских династий характерны циклические переключения между попытками навести порядок через круговую поруку и закручивание гаек на паровом котле Империи, приструнив возомнивших о себе интеллектуалов, — и попытками обрести общественный консенсус, приблизив социум к раннетехнологическому конфуцианскому идеалу.
При династии Мао, однако, наметился новый интересный фактор: никогда ранее внутренние чистки (известные нам как Культурная революция) не были столь масштабны и кровавы, но и никогда ранее Китай так плотно не интегрировался в мировые культурные и технологические цепочки. Шан Ян и легисты империи Цинь относились к техническому прогрессу и писаному знанию с недоверием, нынешнее же китайское руководство сборочного цеха планеты его лишь приветствует постольку, поскольку этот прогресс укрепляет позиции Китая на международной арене и облегчает выявление неблагонадежных внутри страны.
Рейтинг социальной благонадежности граждан теперь можно привязать к идентификационной карте с тем, чтобы “оправдавшие доверие пользовались всеми социальными благами, а утратившие доверие не могли и шагу ступить, не выдав себя”. Если вы решили, что это цитата из Шан Яна, Хань Фэя, Ван Аньши или Фрэнка Херберта, то ошиблись: ее подлинный автор не кто иной, как сам нынешний император династии Мао, Си Цзиньпин. Система кредитов социальной благонадежности первоначально мыслилась применимой исключительно к бизнесу, который должен был проводить политику разумного самоограничения конкурентных действий рамками закона (企业自我约束) во избежание снижения кредитного рейтинга. Впоследствии, однако, ее расширили расплывчатой категорией общественной искренности (社会诚信), в которую попадают уже и индивидуальные граждане. Существенна роль мобильных платежей для начисления такого рейтинга: чем больше транзакций осуществляется безналичным способом через социальные сети и приложения вроде Aliexpress, тем более подробные и точные данные накапливаются для расчета рейтинга.
Прегрешения, за которые можно получить минусы в карму социального кредита, разнообразны и определяются властями каждой провинции, по впечатлению, произвольно. Так, в Пекине социальный кредит снижают за спекуляцию билетами на поезда и курение в них, в провинции Цзянсу — за недостаточно частое посещение родителей (!), в Нинся-Хуэйском автономном районе — за нарушение государственной политики регуляции рождаемости, в Шанхае — за парковку в неположенных местах и слишком настойчивые сигналы клаксона на дороге, в Шэньчжэне — за переход улицы на красный свет и самовольное оставление рабочего места.
Остается заметить, что политика социального кредитования пока работает в тестовом режиме, маскируясь под сервисы вроде Sesame Credit, а полноценный ее запуск намечен на 2020-е гг. Из территории ее действия будут официально исключены Гонконг и Аомынь, которые по условиям передачи Китаю от Великобритании и Португалии пользуются особым статусом в рамках единого государства. Конечно, статус этот дается не навеки, и уже сейчас лицам, не желающим оказаться в жерновах опросоотборника кредитной системы, лучше задуматься об эмиграции: китайская диаспора имеется в любой развитой стране мира. Перспектива заочного получения Нобелевской премии мира прельстит явно не всех.
Впрочем, по опыту последних двух с половиной тысячелетий не приходится сомневаться, что китайский коллективный мозг придумает, как эту систему взломать.
LoadedDice