Criminals in Utopia

Уолтер Йон Уильямс, Аристоты (Aristoi, 1992)

Известно, что придумать Утопию — дело несложное, куда тяжелей описать ее так, чтобы результат не оставил у читателя скверное послевкусие смеси учебника философии для начальных курсов с пособием по марксистско-ленинской (или античной) эстетике. Упрямая зацикленность на античной эстетике списала на мусорную свалку жанра мир Туманности Андромеды Ефремова, чьи персонажи все до единого кажутся не живыми людьми или искусственными интеллектами даже, а плохими ксерокопиями иллюстраций к одному из таких учебников. Стругацкие во вселенной Полудня избежали ловушки эстетической догмы, в которую попался профессор, однако постепенно соскользнули в иную догму, по-своему не менее вредоносную: главное остается на Земле, где шестидесятники и архитекторы перестройки выходят на последний решительный бой с Конторой Глубокого Бурения. Впрочем, работы великого дуэта, посвященные Полудню, Комкону-2 и Максиму Каммереру с коллегами, так и остаются единственным сколько-нибудь литературно ценным примером жанра Утопии в советской и российской фантастике, поскольку это были еще цветочки. Ягодки созрели позже, когда настало Время Учеников, длящееся и поныне, и почти вся российская фантастика так или иначе утонула в сточной яме фанфикерства под сенью шинели Братьев, небрежно переброшенной через вешалку на входе в партер театра теней.

В англоязычной фантастике удачных примеров Утопии куда больше, достаточно вспомнить Бэнкса. Любопытно, что почти все они обязаны своим существованием браку неба и ада — утопии и киберпанка: последний, вообще говоря, еще с конца 1960-х — начала 1970-х прочно сросся с антиутопией, дистопией и постапокалиптикой, и понадобились значительные усилия администрации гетто, чтобы очистить его от этих наслоений и привить на чахнущий ствол твердой НФ. Привой пошел обоим видам на пользу, и так родилась новая космоопера.

Впрочем, за пределами гетто, в мейнстриме, так и продолжается Время Учеников, и там принято считать, что киберпанк уже мертв. Исключения весьма редки, но тем более ценны, и в последние годы их, по счастью, становится больше. Возможно, это связано с тем, что базовая версия реальности, весьма сходная с некоторыми порождениями киберпанка, понемногу проникает сквозь толстые стенки черепных коробок мейнстримных авторов.

Как показать убедительную Утопию? Лучше всего вспомнить, что еще ни одному студенту не пригодились при поисках первой работы прекраснодушные абстракции вроде идеального газа или шаростержневых моделей молекул, которыми его (ее) пичкали в школе или вузе. Отсюда ясно, что ключом к демонстрации живой и рельефной Утопии служат ее недостатки, преступления и скелеты, норовящие вывалиться из шкафов в раздевалке перед самым выходом бессмертных гладиаторов на арену. Еще лучше показать Утопию в состоянии контакта с культурами менее развитыми или, вернее, цивилизациями, о которых граждане Утопии придерживаются подобного мнения. Лучшие работы в жанре фантастической Утопии, например, цикл Стругацких, а также Культура Бэнкса и Кириньяга Резника, следуют именно таким подходам, время от времени инвертируя их и подвергая сложносочиненным диффеоморфизмам с хаотической динамикой. Гладко было на многообразии, да забыли про овраги.

Аристоты Уильямса завершают цикл, начатый Оголенным нервом — это произведение, как и третий роман, Зов смерча, было издано на русском в благословенные для “неформатных” авторов 90-е, но его непосредственное продолжение свет в переводе уже не увидело. За время, разделившее первую и последнюю книги цикла, на Земле и в Солнечной системе произошло много интересного. Более или менее неизменным сохранился разве что корневой интерфейс связи мозга и компьютера, восходящий к Рено из Оголенного нерва и названный в его честь — кстати, на Оголенном нерве зиждется популярное дополнение к Cyberpunk 2013, а значит, его можно считать и одним из предков Cyberpunk 2077.

Человеческая цивилизация, пройдя через Артефактные Войны и вторжение чужаков, перешла на постдефицитный уровень существования и понемногу расселилась по Галактике, но потеряла Землю при атаке взбесившейся нанослизи. Случившееся послужило толчком к воссозданию Земли в виде возможно более точной копии, а также строгому запрету на бесконтрольное использование нанотехнологий. В целом структура человеческого общества на момент событий романа довольно точно отвечает идеалам Платона и Аристотеля. Каждый свободный гражданин идеального античного полиса, как вы помните, волен был распоряжаться рабами, на которых права человека не распространялись. У аристотов Уильямса роль таких рабов играют демоны —искусственные личности с несколько ограниченной функциональностью, призванные выполнять приказы хозяина и помогать ему в продвижении к самопознанию в платоновском смысле. Самопознание, вообще говоря, и составляет смысл бытия привилегированного класса, чем он и отличается от демоса, не склонного увлекаться подобными эмпиреями; другие основополагающие различия между классами во вселенной Логархии стерлись ввиду массового распространения нанотехнологий (контролируемого, однако, аристотами) и виртуальной реальности — онирохрона, чем-то аналогичной Времени Видений золотого века австралийских аборигенов.

Логархия Уильямса, восходящая к платоновской Республике, обеспечивает демосу и аристотам куда лучшие условия существования, чем, к примеру, последняя цитадель Земли у Бекетта или Великое Кольцо Ефремова, радикально ограниченные как культурно, так и территориально. В платоновскую модель внесены стабилизирующие поправки, основанные на конфуцианской системе экзаменов и позволяющие представителям средних и высших страт демоса при желании “прокачаться” до богоподобной аристократии. Источником этих модификаций, вероятно, выступает Кормчий Юань, легендарный основатель Логархии. Удивляться им резона нет: китайские философы и придворные советники часто вырабатывали представление об идеальном обществе, близкое как эллинским, так и марксистским понятиям о прекрасном, и приставка к фамилии Юаня напомнит внимательному читателю о самом свежем, по историческим меркам, китайском эксперименте на этой ниве.

Но, как в любой Утопии, с которой интересно вообще начинать знакомство, здесь свершится преступление, и скелеты хищно загремят задвижками шкафов. Преступление, на первый взгляд, не столь тягостное для объединенного человечества, как убийство Льва Абалкина Рудольфом Сикорски, скорей наоборот: расследуя гибель аристоты Крессиды, протагонист Габриэль открывает целую солнечную систему с пригодными для жизни планетами там, где, по всем данным звездных атласов, гиперлогоса и онирохрона, ее не было и быть не должно. Однако, если уж кто-то потрудился ликвидировать Крессиду в попытке скрыть от человечества существование этой системы, а равно — людей, ее населяющих, значит, ящик Пандоры уже готов больно стукнуть самовлюбленного аполлона по комиссуре. Примерно на том же погорит в ином месте и времени Джан Сери Анаплиан у Бэнкса, и почти теми же демонами будет терзаться, отмывая руки от сока земляники, Румата Эсторский.

Инклюзия киберпанка в средневековый антураж всегда увлекательна… до тех пор, покуда вам не пережгут модуль резервного копирования личности или не взорвут припаркованный на орбите звездолет. А именно эти проблемы придется решать нашему архангелу Гавриилу.

По заветам Великого Кормчего.

LoadedDice