Another way to Paradise

Вселенная Чужих вообще не отличается сколько-нибудь стройной сюжетной архитектурой, поскольку изначально и не мыслилась как единый сеттинг. Чужой Ридли Скотта — по существу, переосмысление готического хоррора в космическом антураже (весьма условном, ввиду скудости бюджета), Чужие Джеймса Кэмерона — военная драма с киберпанковскими оттенками, которая за вычетом собственно линии ксеноморфов мало отличается от многочисленных лент о вьетнамском, иракском или чеченском конфликтах (хорошо хоть претензии обойти Хемингуэя по внешнему радиусу стартрека там нет). А вот после этих вводных аккордов пошел дым коромыслом, чье токсичное воздействие на умы продюсеров и самого Ридли вывело франшизу в итоге на путь в Рай.

Но, быть может, высадка на планету с таким названием, где предполагается найти следы инопланетной жизни, не обязательно должна заканчиваться гибелью почти всего экипажа в ходе товарищеской игры в идиотский мяч?

Посмотрим, как справился с прокладкой туристического маршрута в Рай Вернор Виндж. Справедливости ради, нижеследующий рассказ опубликован за семь лет до Чужого: Завета и опирается на куда более почтенную традицию Золотого века англосферной НФ — на какую именно, вы поймете при первом же упоминании звездолета протагонистки; не будут разочарованы, полагаю, и поклонники творчества Стругацких периода святочных рассказов о XXII веке и Группе Свободного Поиска. Однако не провести параллели с последним творением сэра Ридли было просто невозможно.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНАЯ ОЦЕНКА ПАРАМЕТРОВ УРАВНЕНИЯ ДРЕЙКА: ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ МЕМУАРОВ КАПИТАНА ЛИ

На момент открытия планета Ли оказалась больше всего сходна с Землей из всех экзопланет. Если вы стары и наивны, то наверняка подумаете, что вторая экспедиция состояла из целой флотилии, а экипажи располагали аппаратами для всестороннего изучения этого места. Увы, даже тогда, в 66-м, такое решение не выглядело практичным. У Агентства Продвинутых Проектов работы было выше крыши. АПП оплатило мне и экипажу моего корабля, Фредерика Пола, дорогу туда и обратно, однако с условием привлечь кого-нибудь из исследователей, получивших медийную известность. Еще они настояли на переименовании планеты. Мир Ли стал Раем.

Путь в Рай, ох-хо. Надо было сразу заподозрить неладное. За годы сотрудничества с АПП у меня выпадали случаи, когда мы оставались довольны друг другом (см., в частности, гл. 4 и 7), но такое переименование вносило крайнюю путаницу. Планета была совершенно обычная для бриновского класса, сиречь относилась к тому почти единственному в своем роде типу водных миров, где поверхностные океаны существуют в течение геологически значимых отрезков времени. Океаны эти чрезвычайно глубоки, практически граничат с верхними слоями мантии, однако суша отсутствует. А вот мир Ли являл собою исключение: какая-то асимметрия структуры ядра воздвигла над уровнем моря не слишком устойчивый супервулкан.

Помимо переименования (и это важнее), АПП предоставило ученым экспедиции чрезмерную самостоятельность. На звездолете, покоряющем космические бездны, должен быть только один босс. Если команда хочет выжить, лучше бы начальнице знать, что делать. У меня давнее убеждение, сформированное, кстати, по итогам этой самой экспедиции: ученые обязаны подчиняться приказам капитана. Да, офицер по науке может натворить дел даже в этом случае (см. гл. 8), но, по крайней мере, я хоть как-то их контролирую.

Вообще говоря, на пути в Рай меня сопровождали поистине классные специалисты, и среди них особо выделялась Пак Дэ. Большинство авторитетных ученых считают открытие, сделанное Пак, важнейшим за первые двадцать лет межзвездной эры. С другой стороны, были среди ученых и те, кто такими являлся лишь номинально, а по сути — журналистами. Ну и Рон Охара. Это отдельная статья расходов.

Мы высадились у экватора, на восточном берегу единственного крупного массива суши планеты Ли. Это был остров шириной немногим менее сотни километров. Как раз взошло местное солнце. Такое время подгадал Тревор Дхатри, наш продюсер сетевого шоу — простите, документалист экспедиции, хотела я сказать. Впрочем, вы ведь и так наверняка смотрели видео. Впечатляет даже при известной обманчивости. Я провела Фредерика Пола над океаном, плавно снижаясь, и под нами распростерлись, миля за милей, песчаные пляжи, ласкаемые великолепным прибоем. Рассветные тени были достаточно глубоки, чтобы скрыть такие детали, как отсутствие городов и растительной жизни. Человеческий глаз ведь наделен уникальной способностью преобразовывать прямые линии и тени, экстраполируя их в уличные сетки, лесистые холмы и сочетания цветов, не имеющие с реальностью ничего общего. Вдалеке возносились укрытые голубоватой дымкой горы, меж центральных пиков плавали облачка, на самых вершинах виднелись клочки снега.

Видео получилось шедевральным, спору нет. Легко себе вообразить Большой Остров Гавайского архипелага. И ведь не скажешь, что какой-то фокус использован: нет, просто планету Ли показали в лучшем возможном свете. Температурные условия на пляжах действительно соответствовали мягкому сезону Ривьеры, а далеко на вершинах гор действительно лежал снежок. Разумеется, ролик мастерски затушевывал не столь существенные отличия; например, половину этого мира — все высокие и средние широты — сковывали льды, а в атмосфере практически отсутствовал свободный кислород. Я не пытаюсь язвить, честное слово. Эти различия и вправду не так принципиальны.

К счастью, мои пассажиры не столь невежественны насчет подобных факторов, как аудитория сетевых шоу. Не прошло и часа после высадки, а геологи уже рассредоточились по холмам, ориентируясь на данные с зондов. Еще час, и глубоководные аппараты Пак Дэ, снабженные пробоотборниками, опустились на самый древний из доступных участков океанского дна.

У нас с командой были свои задачи. Первым делом системщику предстояло оценить сейсмоопасность. После посадки мы еще восемь часов не смогли бы стартовать обратно, и команда трудилась в поте лица, с головокружительным проворством готовя все на случай, если придется эвакуировать пассажиров и драпать без оглядки.

Я же старательно изображала безразличную усталость, но когда Тревор увел своих медийщиков с мостика, тут же затеяла разговор по душам с системщиком.

— Возможна ли эвакуация через восемь часов от высадки, и если да, то нужна ли?

Джим Рассел отвлекся от мониторов.

— Ответ на первый вопрос — да, в предположении, что Пак с Охарой… — оба настаивали, что сами будут управлять глубоководными аппаратами, — соблюдают правила ТБ на экскурсии. Что до второго вопроса… — Он перевел взгляд на центральный экран, по которому скользили графики сейсмических временных рядов. — Ну, проблема в том, что у нас поверочного образца как такового нет для дальнейших прогнозов, но если верить моделям, то период сейсмической стабильности здесь не меньше сорока часов.

— Сейсмической стабильности, гм?

Я дочь полка. На Земле успела пожить везде, от Анкары до Янгона. Я была в Турции в 47-м, когда там случилось землетрясение. Нас потом неделями эхо-толчки донимали, но куда им до этой планеты. С момента посадки палуба не переставала подрагивать у меня под ногами.

Джим улыбнулся.

— Капитан, честно говоря, если ощутимые толчки прекратятся на пару часов, это будет очень скверным предзнаменованием.

— Гм. Ну ладно. Большое спасибо.

По крайней мере, есть на что ориентироваться.

— Я всегда пытаюсь увидеть стакан наполовину полным, капитан. За беспокойство платят не мне, а вам. Ваша работка могла быть и посложнее.

Он махнул рукой, указывая на обзорный экран. Там показывали, как Тревор Дхатри подгоняет ученых и членов экипажа, чтобы в темпе фотогеничный базовый лагерь раскидывали. Теперь мне стало ясно, почему спонсоры оплатили самую современную дыхательную аппаратуру: прозрачные гаджеты едва прикрывали нос и рот.

— Дхатри акцентирует все внимание на райской природе этого места, — продолжал Джим, — но если ему это надоест, то, думается, драма о первооткрывателях быстро превратится в фильм катастроф.

Я кивнула. Я и сама об этом размышляла.

— Лучше не привлекать к этому излишнего внимания. С другой стороны, пассажирам не стоит чересчур расслабляться. Если подлодки опустятся ниже экскурсионных глубин, все наши меры предосторожности будут напрасны.

Равновесие довольно деликатное.

Я взяла одну из этих игрушечных на вид кислородных масок и вышла из корабля. Бли-ин. Как это тупо и опасно! Первооткрывателям следует высаживаться на планету в герметичных скафандрах с кислородными баллонами соответствующей ёмкости. А в нашем веселеньком базовом лагере почти все разгуливали в рубашках с короткими рукавами, некоторые даже в шортах и футболках. Босые!

Я прохаживалась по лагерю, ненавязчиво проверяя, как там мой экипаж, и убеждаясь, что они отдают себе отчет в сложившейся ситуации: оделись, по крайней мере, так, чтобы выжить при неудачном падении.

— Эй! Капитан Ли! Сюда! — Это был Тревор Дхатри, он махал мне рукой с небольшой возвышенности за лагерем, выдающейся в море. Я пошла к нему, не переставая размышлять, как лучше всего пробудить в нем осторожность и не воззвать при этом к мелодраматическим инстинктам продюсера. — Как вам наша картинка из Рая, капитан? — Тревор жестом обвел пейзаж. О да, зрелище впечатляющее. Внизу обширный участок с валунами и галькой, за ним — пляж; легко было представить, что находишься на каком-нибудь курорте дома. Чуть изменив ракурс, можно было поймать корабль и суетившихся вокруг него ученых. Я подумала, не предостеречь ли его насчет опасностей этого ландшафта. Было похоже, что склон образовался недавно.

— Разве наш базовый лагерь не чудесен, капитан?

— Гм. Да, прикольно. Но мне казалось, Тревор, что основная цель экспедиции — поиски инопланетной жизни.

Я жестом указала на его босые ноги.

— Не следует ли внимательней отнестись к потенциальному загрязнению?..

— А, вы марсианский скандал вспомнили? — рассмеялся Тревор. — Нет. Рядом с местом высадки загрязнение неизбежно. По марсианскому опыту известно, что низкоуровневое загрязнение в глобальном масштабе продлится еще годы. Все наши усилия по очистке сконцентрированы на пробоотборниках в ключевых местах. Например, выносные манипуляторы глубоководных аппаратов полностью стерильны. Осмелюсь гарантировать отсутствие даже неорганических загрязнений.

Он передернул плечами.

— Ну а более поздние экспедиции и даже наши дальнейшие вылазки… да, тут есть о чем беспокоиться.

Он обернулся к морю.

— Вот поэтому сегодня такой важный день, капитан Ли. Не знаю, с чем вернутся Пак и Охара, но обвинений в том, что мы засрали эту планету, как до того Марс, не должно возникнуть.

Ну да, значит, помимо общеизвестного противостояния, у Пак с Охарой есть и другие поводы с пылу с жару хвататься за любой шанс. Я глянула на данные слежения, поступавшие от Джима Рассела.

— Подлодка Пак на глубине более шестнадцати километров, Тревор.

— Да, у меня там полно камер внутри. Не переживайте, эти лодки способны погружаться и на двадцать. У Пак Дэ теория, что окаменелости обнаружатся в районах резкого перепада подводных глубин.

— Вы уверены, что она не нарушит правил ТБ на этой экскурсии?

— Абсолютно, мэм. Из них двоих Дэ более законопослушна. А Рон Охара, если вы заметили, держится у берега, практически на глубине аквалангового погружения. — Его взгляд на мгновение застыл — надо думать, он наблюдал через свои камеры, что там у Охары. — Я чувствую. Чувствую, что сегодня нам предстоит сделать важное открытие.

Так-так. Значит, пока я хлопочу за корабль, команду и ученых, Дхатри только и думает, что ему следующий невод принесет. Я передала Джиму Расселу просьбу внимательно присматривать за искателями океанских приключений, чтоб от стада не отбились, и позволила нашему самоназначенному документалисту проводить меня обратно в центр базового лагеря. Это вполне отвечало и моим желаниям: не нравилось мне торчать на вершине десятиметрового утеса в мире, где семибалльные толчки по нескольку раз на неделе случаются.

В лагере до меня стало доходить, о чем это Дхатри. Разумеется, дело было не в науке, и его подход слабо пересекался с исследовательскими методиками. Дхатри на полном серьезе строил планы колонизации. Неудивительно, что он упрямо зовет эту планету Раем. Я так обескуражилась, что пустила все на самотек и позволила ему таскать меня по лагерю, не забывая, однако, держать физиономию несгибаемой капитанши во главе неустрашимого отряда ученых и техников. Следила я в основном за данными с подлодок. К тому же видеопоток, передаваемый Тревором, был какой-то суматошный, действие все время прыгало с места на место, сюжетная связность отсутствовала. Ничего общего с сетевыми роликами моего детства. Но потом я сообразила, что наблюдаю, так сказать, передачу из будущего: Тревор Дхатри был первопроходец по натуре и четко просек, что в ближайшее время самые важные видео перестанут транслироваться в прямом эфире. Даже самые быстрые межзвездные полеты отнимают часы. Для этой экспедиции Фредерик Пол покинул базу в Иллинойсе почти на четыре дня. Дхатри был волен скомпоновать месиво отрывков в любой мыслимый сюжет, и драгоценная журналистская оперативность его ничуть не стесняла.

Я еще не вернулась на корабль, когда на весь лагерь завыла сирена. Я вызвала системщика, а шум продолжал нарастать.

— Что это такое, черт подери?

— Это не мы, капитан, — ответил голос Джима. — Это… гм, какой-то сигнал, установленный научниками.

У Дхатри, судя по всему, имелась более конкретная информация. Когда завизжала сирена, он прервал очередное интервью и принялся сканировать камерами весь лагерь, запечатлевая реакцию ученых и членов команды.

— Да, да, да! — восклицал он в крайнем возбуждении. — Мы еще не знаем, что случилось, но можем определенно утверждать, что наша экспедиция совершила первое значительное открытие. — Он повернулся ко мне. — Капитан Ли явно удивлена не меньше нашего.

Угу. Я не нашла слов.

Я позволила ему оттащить меня туда, где столпились ученые.

Тревор на ходу объяснял:

— Я всем отрядам выдал тревожные кнопки — в смысле, подключил к нашей ленте новостей. Сирена сигнализирует о максимальном уровне новостной ценности. — Голос его еще звучал возбужденно, но хоть уже не так маниакально, как мгновением раньше. Он заговорщицки улыбался. — Какая прелесть эта асинхронная журналистика! Если облажаюсь, всегда смогу все представить в лучшем виде прежде, чем мы в сети появимся. — Мы сблизились с остальными участниками и стационарными дисплеями. К Тревору отчасти вернулась присущая ему официальная невозмутимость. Камеры переключались с лиц на экраны и снова на лица. — Итак, что тут у нас?

Океанолог глянул на Тревора.

— Это с одной из подлодок. От Пак Дэ.

— Дэ?! — Клянусь, Тревор на миг онемел от неописуемого изумления. — Пак Дэ! Невероятно! И какие у нее новости?

Я переключила свои личные экраны на данные с подлодки Пак. Аппарат по-прежнему находился на глубине шестнадцати километров. Слава небесам, новость крайней важности была связана не с ее погружением ниже этого уровня. Подлодка либо на дне, либо в нескольких метрах выше, не движется. Так, требования ТБ соблюдаются, но она на таком склоне, что при первом же крупном толчке вероятны серьезные проблемы. Меня туда ни за какие коврижки не заманишь. Я летаю среди звезд, но при одной мысли о пребывании взаперти в крошечной каюте, под слоем воды толщиной шестнадцать тысяч метров, мне становится дурно.

Я услышала, как все вокруг разом задержали дыхание. Перевела взгляд обратно на стационарные дисплеи и увидела то же, что и все остальные. И поняла, зачем было забираться на такую экстремальную глубину. Прожекторы Пак озаряли склон, возносящийся над лодкой. На первый взгляд — ничем не примечательная грязная стена, если бы не трещина, открывшаяся в ней после недавнего толчка. В свете прожекторов блеснуло что-то круглое, твердое. Масштабная линейка удостоверила, что объект почти сорока сантиметров в обхвате. Внимательно приглядевшись к нему, можно было различить шишковатые выступы неправильной формы.

Океанолог склонился к экрану.

— О небо, — вымолвил он. — Похоже на водоросли.

Мгновение все молчали. Даже моя команда — ну, кроме кока, — осознавала значение такого открытия.

— Окаменелые водоросли, — уточнил голос Пак Дэ. Она казалась очень довольной.

Разом заговорили все, кроме Тревора: тот орудовал камерами, впитывая каждый фрагмент. Недоверие проявили многие, прежде всего из отряда Рона Охары: на видео был заметен один-единственный объект. Если это и вправду живой организм (или то, что было живым организмом когда-то), как следует расценить находку? Пак и ее спутники настаивали, что окаменелости наверняка миллионы лет, а в придонные слои ее занесло невесть какими геологическими циклами. Отряд Охары не впечатлился, сочтя камень метаморфической породой.

— Люди, люди, эй! — прозвучал голос словно бы отовсюду вокруг. Наверное, из той же аудиосистемы, какая издала вопль сирены. Секундой позже я сообразила, что это Рон Охара, и говорит он на нормальной громкости.

— Лично я, — продолжил Охара, — не подвергаю сомнению значимость открытия доктора Пак. Я уверен, однако, что, сконцентрируйся она на более мелких водах, сумела бы обнаружить проявления ныне существующей коллективной жизни.

Пак Дэ на своей подлодке аж поперхнулась, не найдя слова для ответа на это оскорбление, смешанное с выражением поддержки. С другой стороны, собеседник ведь признал за Пак авторство величайшего открытия в истории звездных экспедиций. Поэтому, подумав немного, она весело ответила:

— Рон, я очень благодарна, но мы же оба видели данные предварительных геномных проб с драги. Если на планете и существовала сколько-нибудь развитая жизнь, то было это очень давно.

— Я не согласен. У меня…

Пак перебила:

— У тебя теория. Слышали мы все твои теории.

И то правда. Охара ежедневно в кают-компании проповедовал.

— О нет, это уже не теория. — В его голосе так и слышалось ехидство, и я догадывалась, что последует дальше. В конце концов, подлодка Охары не случайно обреталась у берега на глубине считанных метров. — Взгляните-ка, что я поймал.

Охара вывел на все экраны трансляцию со своей лодки. Освещение было тусклым, похожим на реальный солнечный свет. Но достаточным, чтобы я сообразила, что сильно ошибалась в своих догадках. Грудная часть туловища достигала в длину пятнадцати сантиметров, а клешни добавляли еще примерно десять. Конечности явственно шевелились, а не просто колыхались по воле течений. Существо легко было бы принять за земного омара, если б не иное число клешней и зеленоватый окрас тела.

Звездолет Фредерик Пол совершал свой девяностый рейс. Мои корабль с экипажем посетили восемьдесят семь звездных систем, не удаляясь, однако, от Земли дальше, чем на несколько тысяч световых лет. При этом Фред Пол оставался одним из самых продуктивных кораблей раннего периода исследований. Открытие мира Ли само по себе стало большим достижением. Второй визит обещал нечто экстраординарное.

Через час после заката все собрались на борту, и стало ясно, что у нас намечается гражданская война. В итоге пришлось мне их приструнить.

— Народ, клянусь, если немедленно не возьмете себя в руки, я выкину ваш хлам за борт, и мы нынче же ночью возвращаемся в Чикаго!

На миг все пассажиры объединились против общего врага — меня.

— Вы не имеете права! — вскричали в унисон Охара, Пак и Дхатри.

— Вы связаны контрактными обязательствами перед Агентством Продвинутых Проектов, — добавил Дхатри.

Я зловеще улыбнулась.

— Это так, но данное условие не имеет значения. У АПП четкие указания насчет управления кораблем. Компетентное лицо, то есть я, вправе прервать экспедицию в любой момент, если сочтет, что поведение участников создает угрозы для всей миссии.

У некоторых глаза полыхнули гневом, но, справедливости ради, не у многих. Большинство, включая Пак Дэ, выглядели несколько пристыженными. Спустя миг Тревор понуро кивнул в знак капитуляции. Рон Охара оглядел свою фракцию и не нашел поддержки.

— Ну что ж, — произнес он по возможности рассудительно, — вы знаете, я всегда готов к переговорам. Но моя находка потрясает воображение. — Он махнул рукой в сторону аквариума, установленного посередине стола в кают-компании. — Мы не имеем права откладывать дальнейшие исследования, что бы ни…

Пак перебила его, не глядя в мою сторону.

— Что предлагаете, капитан?

Охара требовал направить все ресурсы корабля на раскрутку сделанного им открытия, прочесать драгой побережье континента и предоставить его техникам все наше оборудование для подводных исследований. Пак отстаивала приоритет своей находки и недвусмысленно намекала, что Охара мошенник, каких свет не видывал. Я должна была для начала не позволить им перегрызть друг другу глотки. Жестом я показала стоявшим в кают-компании садиться. Мы заняли главный конференц-стол, исполнявший также функции капитанского рабочего и заваленный всяким хламом. Мне явилась идея.

— Хватит этих драк за распределение ресурсов, — сказала я. — Данные последних сейсмоанализов показывают, что по крайней мере на ближайшие сто часов мы в безопасности. Остыньте, ребята. Пора поужинать. У нас легкие напитки для аперитивчика… — я предоставляла им выбор, но была уверена, что Печенька разбавит вино водой, — а потом обсудим, гм, не столь чувствительные темы. Я за арбитра, если что.

Возможно, после сытного ужина получится добиться чего-то, что может сойти за равное распределение ресурсов между Пак, совершившей экстраординарное открытие, и Роном Охарой, явившим чудо.

Все были недовольны, но с оглядкой на мои угрозы жаловаться не пытались. Я видела по личному каналу, как Джим Рассел обменивается сообщениями с коком и командой. Я передала вокруг стола прихваченную с собой коробку бирманских сигар. К ним, разумеется, не притронулся никто, кроме меня. Я закурила. Минуту-другую все молчали, переглядываясь друг с другом и нерешительно покашливая. Наконец один японец нарушил молчание.

— Как насчет всем по «Доджерсу»?

У Охары и Пак вид был откровенно унылый. Каждые несколько секунд почва под Фредериком Полом слегка подрагивала, напоминая, что как оптимистичны бы ни были сейсмические оценки, а на этой планете вещественные доказательства способны исчезнуть в мгновение ока.

Когда кок принес коктейли, Охара откинулся в кресле и начал:

— Капитан, будьте же серьезны. Нам нужно поскорее решить этот вопрос.

Он махнул в сторону аквариума. В центре сосуда плавало зеленоватое создание, словно вылезшее из старого научно-фантастического кино. Отряд Охары прозвал его Фрито — понятия не имею, почему. Не боясь показаться напыщенной, я могла заявить, что Фрито — самое невероятное живое существо из когда-либо встреченных человеком. Я заметила, что омар совсем не так подвижен, как на видео. Наверняка Рон не удосужился продумать систему снабжения бедолашной подделки кислородом.

— Рон, остынь. — Пережить бы ужин… Тут я поймала нервный взгляд Печеньки, и его голос прозвучал в ухе по личному аудиоканалу. — Капитан, вы меня извините, но я не могу найти никаких блюд банкетного уровня.

Мы загружали то же, что и всегда: первоклассные ресторанные блюда для пассажиров и свежую еду для команды. Полеты недолги, надобности в иных припасах не возникает. Я недоверчиво зыркнула на кока.

— Наверняка блюда где-то здесь, мэм, — продолжил Печенька по личному каналу, — я просто не могу разобраться с новой системой упаковки.

Я смерила Печеньку еще одним взглядом и отвернулась к Охаре.

— Сначала поужинаем как следует, а потом вернемся к вопросам ресурсного распределения. Мы кое-что особенное припасли на этот вечер, не так ли, Печенька?

Печенька Смит служит у меня коком с самого начала. В звездоплавании, как и в науке в целом, он чурбан чурбаном, но шеф-повар из него отличный. И не лишенный обаяния. Кок одарил всех широченной улыбкой.

— Да, мэм, самое лучшее.

И удалился, сопровождаемый ассистентами в белых одеждах. На прощание Печенька добавил по личному каналу, не столь уверенным голосом:

— Я еще поищу, капитан.

А впрочем, если даже с логистикой банкетных деликатесов мы начудили, Печенька наверняка соорудит что-нибудь выдающееся даже из стандартного пайка. Трудность в другом: как занять их до того времени слабоалкогольным вином и беседами о перспективах, достойных лучшего шампанского? Эх, этим бы на обратном пути заморочиться. У многих пассажиров эго прямо расцветает от пребывания за столом в кают-компании. (К тому же они под ногами у экипажа не болтаются, но это уже другая история.) Эти научники так и фонтанировали теориями. До сегодняшнего дня все споры было принято трактовать в контексте профессиональной социализации; в конце концов, им за такое в универах и платят. Требовалось как-то возвратить их к этому абстрактному пути рассуждений, чтобы перестали друг другу волосы выдирать за то, кто какую аппаратуру на следующие двенадцать часов получит.

— Итак, — проговорила я, обведя взглядом стол, — сегодня подлинно великий день для науки.

Я немного притушила освещение. Теперь большая часть света проникала через окно, из которого открывался панорамный вид главной сенсорной мачты корабля. Иллюзия стеклянного окна, выходящего на закат, была совершенной. Если не считать дыма моей сигары, дрейфующего над столом, вечер выдался необычайно ясный. Я заметила, как перенастраивает свои камеры Тревор Дхатри. Он уже выжал все, что мог, из противостояния Пак с Охарой, и теперь смотрел наружу. Тихие прекрасные сумерки, впрочем, не требовали магических манипуляций Тревора.

Я показала на небо.

— Космос. Последний фронтир.

От этих слов, как всегда, у меня мурашки по спине пробежали.

— Внимательно присмотритесь, и увидите, как загораются звезды.

Так оно и было на самом деле. Я скормила видеопоток программе усиления четкости, но подправила разрешение ровно настолько, чтобы можно было, когда глаза привыкнут к сумраку, уловить звезды, возникающие из самых глубин тьмы.

— Мы всего лишь в четырех сотнях светолет от Земли, а уже ни единого знакомого созвездия. Если вы не увлекаетесь практической астрономией, то вообще ничего не опознаете. Наше поколение добралось туда, где прежде не бывал никто [1]. Человечество получило ответы на вопросы, занимавшие нас от начала времен. Здесь, сегодня мы вносим колоссальный вклад в дальнейшее расширение этих ответов. Что бы мы, зная эти ответы, сказали предыдущим поколениям?..

Кто-то из группы Пак тут же отозвался:

— Что даже у нас ответы лишь частичные.

— И это так, — поддержал его голос с дальнего конца стола, — но знаем мы достаточно, чтобы дать предварительную оценку верным ответам — спустя много поколений неуверенности.

Благословен будь Джим Рассел.

Я подхватила идею Джима:

— Теперь у нас имеются надежные данные для оценки даже самой этой неуверенности. Возьмем, к примеру, основное уравнение, которым пользовались раньше биологи в исследованиях возможности внеземной жизни.

— Уравнение Вентера-Бостона?

— Нет-нет. Раньше. — Про Вентера-Бостона эти ребята слишком хорошо наслышаны. — Я про уравнение Дрейка — вопрос о числе цивилизаций, с которыми потенциально может быть установлен контакт. Вы помните.

Воцарилась тишина.

— Да, — наконец ответила Пак Дэ, — это хороший вопрос. Более общий, чем в случае Вентера-Бостона.

Рон Охара в кои-то веки согласился с ней:

— Да. Я… Когда изобрели межзвездный привод, мы, ученые, слишком сосредоточились на проблемах ближнего прицела и позабыли о том, что двигало всю затею.

— В таком случае, быть может, действительно полезно остановиться и оглянуться, — заметил Дхатри. Тема его, судя по всему, непритворно заинтересовала. Я это видела по движениям камер. — Эй, кто-нибудь, дайте определение уравнения Дрейка и приведите примеры его решений.

На Земле, конечно, все моментально бы нарыли ответ. Хомякам не понять одиночества глубокого космоса. В глубоком космосе мгновенной интернет-связи не существует, а путь домой отнимает часы и дни. Меня это очень радует, поскольку избавляет от бесконечной суеты социальных сетей и тривиальных поисковых запросов. Но такая изоляция для некоторых попросту непереносима. Они ищут выход из положения, запасая перед отлетом петабайты сетевых данных. В этом случае стоило поблагодарить какого-то инет-хомяка, выскочившего вперед с цитатой из Википедии.

Уравнение Дрейка (1960). Формула, предназначенная для определения числа внеземных цивилизаций в Галактике, с которыми у человечества есть шанс вступить в контакт. Выражается произведением средней скорости звездообразования R на следующие параметры:

где

— доля звезд, имеющих планеты,

— среднее количество планет (и спутников) с подходящими условиями для зарождения цивилизации,

— вероятность зарождения жизни на планете с подходящими условиями,

— вероятность возникновения разумных форм жизни,

— доля цивилизаций, развивающих технологию до уровня, сигналы с которого позволяют обнаружить их присутствие в космосе,

L — время, в течение которого такие цивилизации посылают в космос сигналы, позволяющие обнаружить их присутствие.

Серебристые буквы парили в дыму моей сигары.

Давно я не видела уравнения Дрейка. По кают-компании прокатились шепотки: вероятно, среди молодежи его многие впервые видят. Уравнение затрагивало проблемы, выходящие за рамки их близорукого подхода.

Пак тихо рассмеялась.

— И сколько же систем исследовали АПП с остальными агентствами?

На этот вопрос был ответ у меня, поскольку я отслеживала рейтинги своего корабля:

— По состоянию на текущий месяц? Тысячу пятьсот две. Если считать и автоматизированные экспедиции.. — им я не доверяла, робот может пропустить что-нибудь, важное для опытного исследователя, — то примерно четыре тысячи.

Пак пожала плечами.

— Четыре тысячи. Из сотен миллиардов.

— Но ведь новейшие модификации межзвездного привода позволяют с легкостью достичь любой точки в Галактике.

Это заговорил Хьюго Мендес, наш старший астроном. Мы его взяли на случай, если навигационные проблемы закинут корабль по-настоящему далеко от дома.

— Я согласен с господином Расселом. Мы повидали достаточно, чтобы сделать неплохие оценки… — Он помолчал, вчитываясь в определения. — Но, понимаете ли, некоторые из приведенных здесь параметров кажутся не слишком информативными.

— Да, — сказал кто-то из протеже группы Пак, — но прикол же отчасти именно в том, чтобы наблюдать, как реальность корректирует воззрения древних.

На несколько мгновений всех пленила старомодная версия нашего настоящего.

Первый параметр, $f_{p}$, был встречен дружным хохотом.

— Почти у любой нормальной звезды имеются планеты, — сказал Мендес. — Полно планет. Слишком много планет. Они сталкиваются друг с другом, носятся по диковинным орбитам, их выбрасывает за пределы систем. По мере миграции звезды на диаграмме Герцшпрунга-Рассела у многих светил появляются планеты второго и третьего поколений.

Пак Дэ кивала.

— Помню, как читала про попытки великих математиков девятнадцатого века доказать долговременную устойчивость нашей, Солнечной системы. Им это так и не удалось, но никто не догадывался, что корень зла — не в используемом математическом аппарате. Лишь одной планетной системе на сотню везет задержаться в зоне стабильности хотя бы на миллиард лет.

Кто-то пририсовал к плавающему в воздухе викифрагменту смайлик у параметра $f_{p}$ и подписал: Почти 1.0, и что с того?

Тревор подался вперед.

— Второй параметр, $n_{e}$, почти неотличим от нуля, если принять во внимание неустойчивость большинства планетных систем, на которую указал Хьюго.

— Ладно, значит, ограничиваемся только теми системами, какие сохраняют устойчивость в течение достаточно длительного времени.

Мгновение все молчали.

— Гм, а знаете, — это снова Джим Рассел, но непонятно было, в действительности ли он увлечен дискуссией или просто делает вид, — если учесть неизбежный для наших колониальных планет экспорт жизни, то $n_{e}$ окажется почти равным единице.

— Терраформирование, ага. Обманный прием.

Тут у меня в ухе прозвучал голос Печеньки.

— Капитан! Думаю, я наконец понял, куда эти гребаные логисты запихнули наши припасы для банкета. Я сейчас перетащу контейнеры на камбуз. Тут не все, но ужин получится неплохой, разве что десерт слегонца подкачает.

Я откинулась в кресле и пробормотала:

— Превосходно. Работай с тем, что у тебя есть.

Десерт меня действительно не интересовал, поскольку ясно было, что в умиротворяющие приманки он, скорее всего, уже не сгодится. Я пропустила мимо ушей вердикт спорящих насчет $n_{e}$, они уже переключились на $f_{l}$, долю пригодных для обитания миров, где при определенных условиях развивается жизнь. Так-так, а что, это проблема? Пак с Охарой снова ощерились друг на друга.

Я стукнула по столу винным бокалом.

— Дамы и господа, почтенные профессора! Разве $f_{l}$ не самый простой параметр из всех?

Джим понял мой замысел.

— Гм, ну да. В межзвездном пространстве, по крайней мере обследованном нами, простых органических веществ вполне достаточно, чтобы почти на любой пригодной для жизни планете такая жизнь возникла, хотя бы примитивная, бактериальная. Поэтому $f_{l}$ равен единице, это точно.

— Лишь технически, — возразил кто-то из сотрудников Охары. — Да, бактерии и археи развиваются довольно быстро, но ничего большего не порождают. До Рая мы ни разу не находили свидетельств перехода к эукариотическим формам жизни, не говоря уж о многоклеточных. Но сегодняшнее величайшее открытие профессора Охары все изменило.

Техник энергичным жестом указал на слабо светящегося в сумраке Фрито.

Я ожидала, что кто-нибудь из сторонников Пак взорвется, но Дэ ответила почти любезно:

— Мы… проверим невероятные утверждения профессора Охары, но с остальным я соглашусь. Сегодня мы продемонстрировали, что и вне Земли могут развиваться много более сложные формы жизни, чем бактерии — или могли в прошлом. Переход реален. После того, что случилось сегодня, я дала бы параметру $f_{l}$ реалистическую оценку по крайней мере в 0.01.

За столом кивали. Поскольку мы уже открыли десять бриновских планет и еще несколько, где в течение некоторого срока существовал поверхностный океан, ее оценка звучала правдоподобно.

— Отлично, — вмешалась я, прежде чем Охара успел ответить, — и это выводит нас на более интересную территорию, а именно к параметру $f_{i}$, доле пригодных для жизни миров, где развивается разум.

Тревор рассмеялся.

— Думается, Землю можно причислить к таким мирам, но если не учитывать ее в этих расчетах… — На миг у него сделался разочарованный вид. — Мы за пятнадцать лет посетили целые тысячи миров. И ничего не нашли.

Странное дело. Тревор Дхатри всегда казался неунывающим лидером группы поддержки, я и не думала, что его могут посещать пораженческие настроения. Хотя, вероятно, в окончательную редакцию сетевого шоу эта его фраза не войдет. Ну, мне почему-то так виделось.

Он помолчал, потом оживился, видимо, сообразив, как обойти ограничение.

— С другой стороны, — бойко продолжал он, — наше сегодняшнее открытие вселяет уверенность, что шансы на существование разумной инопланетной жизни отличны от нуля, и отличны заметно. Располагая достаточно широкой выборкой, мы наверняка отыщем соседей по Вселенной.

— Это не имеет значения. Фактически мы одни. — Это заговорил Хьюго Мендес. — Вы вспомнили о том, сколько миров нам удалось осмотреть. Хорошо, пусть так, но для визуальных наблюдений нам доступно пространство едва ли не до космологического горизонта, и современные обсерватории способны наблюдать за всем происходящим там ежесекундно. Если бы инопланетная цивилизация где-нибудь существовала, разве не задавалась бы она такими же вопросами? Разве не подавала бы сигналы, которые мы могли бы распознать? Но мы ничего не наблюдаем. Каковы бы ни были остальные факторы, я сомневаюсь, что в наблюдаемой Вселенной есть хотя бы одна цивилизация, кроме нашей, по крайней мере, способная к сигнализации. — Он махнул в сторону серебристой формулы. Параметр $f_{c}$ обзавелся примечанием: 0 или так близок к 0, что это не имеет значения.

Мы приближались к концу списка. Мне искренне не хотелось возобновлять споры о том, кто заслуживает исследовательской аппаратуры, а кто нет. Пускай еще немного остынут, и я смогу вынести соломоново решение, разделив ресурсы пополам, чтобы Пак смогла немного поработать по-серьезному. Я обратилась к Печеньке по личному каналу, подгоняя его:

— Ну когда там первое блюдо? Или хотя бы раздразнить аппетит?

— Не больше пяти минут ждать осталось, мэм, чесслово!

Печенька совсем запыхался, чувствуется.

Я снова сосредоточилась на своих научниках. Заявление Хьюго Мендеса некоторым пришлось явно не по вкусу. Возможно, такая позиция грозила им урезанием грантов. Еще пять минут мы тут, наверное, убьем, решила я, но может и реальная грызня начаться. Улучив момент, я вернула их к нити рассуждений:

— Дамы и господа, нам осталось рассмотреть лишь один параметр из первоначального списка Дрейка, а именно — срок, в течение которого цивилизация остается коммуникабельной.

Охара рассмеялся:

— Ну, мы-то остаемся. У нас несколько полноценных колоний. Думаю, что время L может оказаться очень долгим.

Трудно было с этим спорить.

— Ну-у, не знаю. — Это заговорил кто-то из программистов, юноша с повадками заносчивого отличника. — Я бы сказал, что L с таким же успехом может равняться нулю.

Тревор Дхатри с интересом посмотрел на него.

— Да ну. Мы же здесь, разве нет?

— А так ли это? — Программист подался вперед, расплывшись в улыбке. — Вас никогда не интересовало, почему прогресс компьютеров фактически остановился с 13-го по 19-й, как раз незадолго до изобретения межзвездного привода?

Тревор пожал плечами.

— Компьютеры стали так хороши, как только возможно, и всё.

— Может, и так. А может… — юноша выдержал многозначительную паузу, — может, компьютеры продолжили совершенствоваться и в конце концов достигли сверхчеловеческого уровня. И перестали в нас нуждаться. Возможно, межзвездный двигатель так и не был изобретен. Возможно, сверхразвитые ИИ просто спихнули человеческую расу в симулятор межзвездных путешествий, куда-нибудь на старую стойку среди гугловских сервер-ферм.

— А… ага, — отозвался Тревор. — А что, интересная космология, нетрадиционная.

Надо отдать Тревору должное, он не вылупился на программиста, как большинство. Я? О, я-то полагала, что фанатики Сингулярности давно вымерли или в дома престарелых переехали. Но вот вам живой пример, и не из старперов ведь. Наверное, как и в случае Нострадамуса, некоторые пророчества просто неистребимы.

Неловкое молчание прервал Печенька, сунувшись в кают-компанию.

— Капитан? Ужин готов.

Как нельзя более кстати. Я жестом пригласила его зайти. Пока вносили серебряные чайники и столовые приборы, я прибавила освещение. Фрито спрятался за какими-то камнями у себя в аквариуме, явно обеспокоенный суетой. Я надеялась, что они с Охарой будут вести себя тихо и не испортят нам отличную трапезу.

Что бы ни сообразил Печенька, а пахло восхитительно. Пока тарелки и подносы расставляли по столу, кок изображал шеф-повара:

— Дамы и господа, я предлагаю вашему вниманию блюдо, достойное лучших ресторанов Нью-Йорка. Я лично заказал его для нашей экспедиции.

Он соврал. Печенька тосковал по нью-йоркским денькам своей карьеры, но за логистику всецело отвечало АПП, и коку разрешалось лишь высказывать общие пожелания.

— Прошу простить мне задержку, возникшую этим вечером. Грузчики все перепутали.

— Угу, — сказала я, — мы только начинаем привыкать к новым универсальным контейнерам. Они на вид одинаковые, только ID-кодами различаются.

Рон Охара с подозрением принюхался и побледнел.

— А где именно вы взяли эти… ингредиенты?

Печенька-Печенька, невинная душа. Сам того не зная, он положил конец научной карьере.

— О, в 14-й космической лаборатории. Они там живыми хранились.

Он подал знак официантам, и те одновременно подняли серебряные крышки.

— Омары, жаренные в панцире!

Пахло омаром. И даже выглядело совсем как омар, если не считать лишних клешней и зеленоватого мяса.

Неудивительно, что Фрито забрался в укрытие.

Рона Охару, разумеется, прижучили. Дискредитировали по полной. Он отбрехивался заявлениями, что всех омаров выловил за один раз в тот же день, но сородичей Фрито было слишком много, чтобы в это поверить. Рон намеревался впоследствии выпустить их в океан, заручившись моим содействием и разрешением использовать глубоководные аппараты.

Печенька решил все мои проблемы одним великолепным coup de cuisine [2]. Пак Дэ получила в свое распоряжение все необходимое для эпохального обследования планеты Ли. В ходе этого были обнаружены еще два образца, известные ныне как строматолиты Пак. Анализ на Земле занял месяцы и годы. Окаменелости претерпели метаморфические искажения, детали структуры организмов сгладились. Но было похоже, что это и вправду остатки какого-то раннего эукариота, относящегося, несомненно, к эпохе, удаленной от нас в истории планеты Ли на несколько глобальных катаклизмов. Увы, после первоначальных находок Пак ничего больше обнаружить не удалось. Высказывались даже сомнения в их подлинности. Чушь, конечно. Изотопные соотношения в окаменелостях Пак идеально соответствовали тому, что можно было ожидать по изотопным параметрам коры мира Ли.

Прошло тридцать лет после нашего полета к планете Ли и предварительной оценки параметров уравнения Дрейка. Уравнение понемногу снова обрело известность, в основном потому, что умудряется сочетать равно грандиозные возможности для торжеств и разочарований. За тридцать лет мы колонизировали шесть планет земного типа. Еще некоторое количество — в процессе терраформирования, например, телепортации океанов. (О моем личном вкладе в разработку этой технологии см. гл. 8.)

Последние тридцать лет совершили революцию в звездоплавании, но не сказать, чтобы к лучшему. Достигнутый уровень терраформирования удовлетворяет многих, к лучшему они не стремятся. Щедрые поначалу, правительственные источники финансирования заметно усохли. С другой стороны, суперскалярные расширения межзвездного привода позволяют достичь любой цели меньше чем за десять дней. Любой в наблюдаемой Вселенной? Да, но ведь это только начало. Большая часть Вселенной так далека, что свет, исходящий от нее, никогда не достигнет Земли и любого места, доступного наблюдению с Земли. Вот почему ошибки системной памяти так опасны для звездолетчиков — можно потеряться так далеко от дома, что потом хоть всю оставшуюся жизнь прыгай, а знакомых небес не увидишь. Хьюго Мендес тебе не помощник, это уж точно. (Если вы кэширующий хомяк или располагаете доступом к планетарному интернету, можете сами поискать по словам космологический горизонт или, еще лучше, прочесть в моей книге За дальним горизонтом: путешествие капитана Ли к космическим антиподам.)

В эти дни передовых исследователей манят супракосмологические расстояния. Они обычно ограничиваются визуальным поиском той единственной, исключительной звезды, одной на миллион, а потом возвращаются. Стратегия эта обладает двумя преимуществами. Во-первых, она может рано или поздно забросить нас в дальний уголок Вселенной, где дрейковская статистика работает лучше. Во-вторых (это более прагматичное соображение), так удобнее сохранять проприетарный контроль над результатами экспедиций, чтобы не зависеть от прихотей бухгалтеров АПП. Без такой инновации «Планеты на продажу» никогда бы не раскрутились.

И что же мы обнаружили Там, Вовне? Маленьких зеленых человечков (а хотя бы и маленьких зеленых омаров) не нашлось. Как не нашлось и ни одной устойчивой планетарной экосистемы с пригодным для дыхания парциальным давлением кислорода, никаких эукариотов или даже цианобактерий. Еще на четырех мирах имеются ископаемые водоросли вроде тех, какие открыла Пак на планете Ли. Следовательно, переход к сложным формам жизни вне Земли и впрямь возможен. Думаю, это вопрос времени, когда мы наконец их обнаружим. Некоторые говорят, что наше дело безнадежное, и требуют сосредоточиться на гипотетических неорганических формах жизни в экстремальных средах — на поверхности нейтронных звезд, на аккреционных дисках черных дыр. Это все хорошо, но экстремистам слишком жирное финансирование требуется. А никаких признаков, что экстремальная жизнь вообще возможна, нет.

Путешествие к планете Ли было полно сюрпризов. Кое о каких мы не узнали, пока в Чикаго не вернулись. Вебкаст Тревора произвел колоссальный фурор по всей Земле, даже больший, чем открытие Пак и драматичный провал аферы Охары. Видео убедило миллионы людей в том, что на той планете действительно рай — прямая ложь для этого не потребовалась. Более того, геологи заключили, что, хотя на планете давно назрела глобальная перестройка коры (извержение Кракатау в мировом масштабе, чтобы вы понимали), и такая катастрофа может случиться практически без предупреждения, за считанные часы, — вероятность, что это произойдет в ближайшие десятилетия, тем не менее невелика.

Агентство Перспективных Проектов с готовностью оседлало волну. Мир Ли получил приоритет в программах терраформирования. Зато его понизили планетам вроде Эдема или Дорадо, устойчивым, практически неотличимым уже от земных Антарктиды и Сахары соответственно, если не считать небольшой коррекции атмосферного баланса. Пятьдесят миллионов добровольцев записались в очереди на мир Ли.

Прошло тридцать лет. Планета до сих пор не взорвалась. В Раю проживает миллион сорвиголов. (Да, так они называют этот мир. Может, мне бы стоило радоваться, что мое имя не связали с предприятием, обреченным на катастрофу. Но ведь это я открыла его. Что плохого в имени Ли, блин?)

В прошлом году по приглашению правительства планеты я и сама там побывала. Меня удивило, что президентом Рая оказался не кто иной, как Рон Охара! Мне устроили шикарный прием и турпоездку по всему континенту в сто километров шириной. Города красивы, но отличаются странностями, каких не найдешь на Земле. Где еще встретятся вам архитектурные дизайны, рассчитанные на еженедельные толчки каждый интенсивней, чем в Анкаре за сто лет в сумме? Где еще нормы строительства требуют оснащать каждый дом встроенным кораблем для немедленной эвакуации на орбиту? (Снаружи они напоминают толстостенные дымоходы с широкими отверстиями для выпуска дыма.) Короче, приняли меня по-королевски. Даже поручили открыть статую первооткрывательницы (то есть свою собственную) в столице. Очевидно, против моего имени они все-таки ничего не имеют.

Все это время я пыталась уразуметь, кто в действительности стоит за шикарным приемом — и если Рон, то почему? Может, он предвидит, что планета разорвется на ошметки как раз в дни моего визита?

Я старалась не отходить далеко от дымоходов.

В последний день поездки меня пригласили отобедать с Роном в его президентской резиденции, недалеко от Первой Гавани. Мы устроились на веранде, в каких-то двухстах метрах от места, где когда-то стоял исходный лагерь. Утес давно обвалился на пляж, но с террасы открывался вид не менее чарующий, чем в своеобразном рекламном видео Тревора. Легко было вообразить, что сидишь на курорте недалеко от Мауна-Кеа. В отличие от моего предыдущего визита, кислородные маски не требовались!

Все эти годы после возвращения экспедиции в Чикаго я не видела Рона. Он несколько постарел, но, впрочем, я наверняка тоже. Когда нас оставили наедине за напитками, он поднял кружку с пивом в своеобразном тосте за пейзаж.

— Рай — самый простой проект терраформирования с начала эпохи межзвездных полетов. Мы забросили сюда несколько миллионов тонн океанических бактерий в качестве затравки — и, хоп, не прошло и трех десятилетий, а концентрация кислорода в атмосфере выросла до приемлемого для дыхания уровня.

Учитывая сомнительную предысторию инвестиции, это казалось только честным. Но я промолчала. Я лишь затягивалась сигаретой и созерцала пейзаж. Утеса отсюда видно не было, лишь море вдали (и несколько, без преувеличения, безумных серферов на волнах). Ближе, над обрывом, раскинулись лужайки. Между двух пальмовых деревьев на флагштоке реяло знамя планеты.

— Ты видела наш флаг, капитан?

— Да. — Флаг встречался повсеместно. Зеленый омар с избыточным числом клешней на синем поле. — А кстати, как там Фрито поживает?

Рон рассмеялся.

— Фрито, или, точнее, его потомство — в полном порядке. Мы усовершенствовали их биологию так, что они теперь фильтруют планктон. Они стали самым многочисленным видом крупных животных в океане — жиреют на новом планктоне. Но ты знай, что их добыча запрещена законом. — Он улыбнулся. — Я не вынесу снова зрелища жареного омара на ужин.

Я тоже улыбнулась. Он казался не слишком напряженным.

— Господин президент, я всегда хотела задать один вопрос. Неужели такая примитивная афера вообще имела шансы на успех?

— Ты знаешь, мне кажется, я отчасти и преуспел. Я полагал, что Рай начнет извергаться еще прежде, чем сюда подоспеет третья экспедиция. А я тем временем бы всех очаровал подводными съемками родичей Фрито, но вы их зажарили.

— Ну да, но и без меню Печеньки… как только бы мы вернулись на Землю, квалифицированный анализ ДНК Фрито…

У Рона сделался пристыженный вид.

— Гм. Я не сомневаюсь, ты читала, что и свои академические заслуги я несколько, как бы это сказать, переинтерпретировал. На самом деле у меня была степень по социологии. Я добавил гены зеленого цвета обычным конструктором для энтузиастов, число клешней поменял, все такое. Тревор заверил, что подделка будет выглядеть вполне правдоподобно. Думаю, он меня в какой-то мере за нос водил. Ему ведь достаточно было, чтобы подделку не разоблачили раньше, чем видео попадет в эфир с топовыми рейтингами. А твой кок даже этого шанса нам не оставил.

Он откинулся в кресле. Для мошенника, чью грандиозную аферу я обессмыслила, выглядел он на диво спокойно и уверенно.

— Но то было тридцать лет назад. Разве не чудесно все вышло? Я бы сказал, что в Раю нам повезло. Ты с коком разоблачила Фрито так быстро, что меня и не подумали в тюрьму сажать. А видео Тревора все равно стало хитом. Вся эта известность только помогла развитию территории.

Он усмехнулся.

— Жизнь прекрасна.

Гм.

— Завтра же Раю может прийти конец, ты в курсе?

— Да.

Рон поставил кружку пива на столик и похлопал ладонями по животу.

— Но мы, обитатели Рая, все время начеку. К тому же, — он искоса поглядел на меня, — ты с коллегами неустанно работаешь на нас! Я так понимаю, вы открыли уже десять миров с характеристиками, достаточно напоминающими Рай.

Мы в «Планетах на продажу» не раскрываем точных цифр, но я ответила:

— Примерно. И все они так же нестабильны, как эта планета. Тебе что, культура одноразовых миров по нраву?

— Угу, а что такого. Если в цене сойдемся. Традиционное терраформирование, конечно, тоже пригодится. Так или иначе, а человечество расширяется. — Он улыбнулся сияющему дню. — Еще несколько десятилетий назад мы были заперты на одной маленькой планете, тесной и опасной. Мы стояли на краю глобальной катастрофы. Мы прошли по очень узкой тропе, но у нас получилось. И хотя параметры $f_{l}, f_{i}$ и $f_{c}$ оказались близкими к нулю, мы обнаружили, что L на практике, вероятно, безгранично. Вся Вселенная стала нашей частной лужайкой! Проблема только в деревьях, траве и домашних животных. Биологи продолжают поиски высших форм жизни; я слышал, Пак Дэ покоряет пределы запределья. Окаменелые водоросли повергают ее в экстаз, но… это уже неважно. Через тысячу лет нам, людям, уже не будет грозить никакая опасность. Через сто тысяч лет профессора станут спорить, откуда пошло человечество — из одного источника или со множества миров. Через миллион лет… гм, к тому времени жизнь колонизирует всю Вселенную и эволюционирует в новые виды. Некоторые, готов побиться об заклад, не уступят смекалкой нам самим. Тогда и проведем новую оценку параметров уравнения Дрейка!

Как знать, а вдруг Рон прав насчет будущего? Такая точка зрения сейчас весьма популярна. Но я не могу ждать миллион лет или хотя бы тысячу. К тому же земная жизнь, распространяясь, искажает интересующие нас факты. Так случилось на Марсе, так едва не случилось на планете Ли. Мне бы хотелось ее опережать, открывая вам, уважаемые клиенты, новые уголки Вселенной. Я остаюсь исследовательницей, чья опора — прочный вакуум реальности, а взор устремлен за этот горизонт.

[1] Отсылка к крылатой фразе из Звездного пути.

[2] Здесь: кулинарный переворот (франц.).

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Фредерик Пол ворвался в мой мир примерно в 1957-м, когда я прочел Торговцев космосом (написанных в соавторстве с другим моим любимым автором, Сирилом Корнблатом). Мне было тринадцать.

Торговцы космосом выделяются среди множества занимательных произведений, повстречавшихся мне, прежде всего тем, как мастерски демонстрируют они влияние пропаганды и экономики на саму ткань нашего мира. Разумеется, и другие авторы НФ обращались к этим социальным аспектам, но Фред, как обнаружил я, умеет исследовать не только социальные аспекты, а и технологические, на которых они зиждятся. Думаю, именно у Фреда я впервые прочел про выгрузку сознания в компьютер. А потом были Невольничий корабль и Туннель под миром.

Они подвернулись мне в период формирования личности, но составляют лишь малую часть из всего написанного Фредом. В более поздних его романах обсуждаются физические пределы астрономической Вселенной. Чудесное странствие и для писателя, и для читателя.

Спасибо тебе, Фред.

LoadedDice